Главная » 2010 » Декабрь » 15 » Судебный беспредел
11:10 Судебный беспредел |
| Сколь веревочка ни вейся, всё равно совьёшься в кнут! (В. Высоцкий) От надёжного и декольтированного судебного источника — курьерши Нюры, с разрывом платья до красиво завязанного пупа, народ, таки… в конце концов услышал, что область решила нагнать с работы председателя уездного суда Карпыча — за мздоимство. Когда добропорядочный люд узнал об этом, архиважном для всех известии, то в городе послышалось: «Ура!»… В суде же, не поверите, лифчики бросали к потолку — на люстры. В окна. А всё почему. Ну-с, право, граждане, негоже ж… было оному, уже несколько поникшему из-за времени персонажу, гарем в одну харю, из секретарей суда... в юбках, годами содержать. Вот она, наша — русская жадность. Нет бы, да увядающему судье, теми сексапильными молодками поделиться, к примеру, с прокурорскими чинами. Так тот даже в новогодний праздник нам установил запрет на посещение судейских апартаментов… с ёлкой. Не допускал он нас и в будни — ни к одному интересному бюсту; ни к одному сексуальному подолу. А потому... приходилось мадмуазелей оных красть и сопровождать в нашу комнату психологической разгрузки, либо увозить чёрт-те… куда. В посадку. Негоже ж… было ему и наживаться на людях. Не прощают они оного безобразия, а потому и начинают: жаловаться и сутяжничать, кляузничать и наветничать. Тяжёлый, прискорбный, надо признать, для каждого руководящего субъекта, в такой ситуации, случай и горе гореванное, которое непременно заливают водочкой, как пожар — из брандспойта. Одному лишь радовался судья Карпыч, что его служебная карьера благополучно завершалась — без ареста и конфиската имущества, нажитого им «непосильным трудом»… И вот, уже назавтра, назначена инаугурация перевода Карпыча в рядовые судьи. Кто чем занимался. Я, к примеру, помнится, наглаживал бабочку небесного цвета... с трусами в горошек, надеясь на новые в суде впечатления и встречу с одной из освобождённых интересных и желанных из гарема особ, либо иной какой, на том алкогольном симпозиуме, Страстью. Ознакомленный же с Указом, Карпыч — этот, пардон, паралитик федерального уровня… кутил и обмывал сие событие с сослуживцем-судьёй, что рангом его ниже — в гараже. Гулянье же, собутыльников в мантиях, завершалось уже за полночь. По обыкновению, надравшись, шабаш начинался — гимном фашистов. Ну, да… тем самым, который знавали не только бывший состав всего суда, начиная от поломойщицы Маруси и заканчивая архивариусом Ваней, но и гражданами, проживающими в доме №3, по улице Космонавтов. Я, конечно, дико извиняюсь за неточность перевода, в связи с долгим отсутствием практики среди марксовской немчуры, но он звучал в тиши ночи примерно так. — Дойчен зольдатен… унд ди официрен, Аллес марширт унд нихт капитулирен! Ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля-ля-ля… Сапундера, сапундера, сапундера, са-са! А вот уже по завершении попойки, хриплым и сиплым голосом, исполнялась любимая песня одного из гулён-судей: «Джамайка»… Однако, народ из окон многоэтажки, подпевавший эту, уже всем поднадоевшую песнь, был несколько разочарован, ибо на их тихой пустынной гаражной улочке, русская тоска, вдруг, оборвалась пораженческим рыком, так схожим с двойным извержением вулкана Йеллоустоун. Но спустя некоторое время, жильцы вновь атаковали окна, выскакивая на балконы и дивясь, наблюдали уже за русским плясом. — Ха! Но если эти судьи были танцоры, то я тогда точно — марсианин. Ага... в скафандре. Суда назавтра могло, вообще, не состояться, потому как танцоры с дармового спирта просто рухнули наземь. Наотмашь. Отож… пластом. Если дружок Карпыча, ввиду его округлых телес, таки… сумел докатиться до дома, то маниакально худеющий Карпыч, не страдающий лишь одним заболеванием, именуемым в быту — падучей, сам тех телодвижений выполнить уже не смог. Потому и оставался почивать… Однако уже не на лаврах, а у гаража, где и напричащался сверх меры. А ведь имелась же надпись на бутыли: «Перед употреблением — охлаждать»… Так нет же... Некогда, вишь ли, было им на такую глупость обращать внимание, да и кто бы из них мог на ту этикетку, вообще, смотреть. Так бы судья, глядишь, и замёрз, кабы не проходившие мимо рыбак, окрещённый улицей — Карась... с Пьетриком. А вот фамилию последнего должен я, сограждане, несколько изменить, ибо являюсь постоянным пациентом оного районного костоправа, с коим мне никак не можно ныне бодаться, по причине перелома основной — беговой кости. Надо же было такому случиться, что незадолго до того дня, судья усадил Карася на пятнадцать суток на нары. А наказал он его только за то, что тот фрукт, якобы, при приветствии председателя у здания суда, всенижайше поклонившись, непроизвольно послал судью в какой-то тур, да ещё и по известному для русского люда — маршруту. Ага… по-дружески. По пьяни. Нервный срыв, видимо, произошёл у него от недосыпания на рыбалке, ибо сам не понимал, что такие выпады, вообще-то, никак не приветствуются нашими гражданами, тем паче, федеральными судьями. Однако, мог ли такое предвидеть и сам судья, что когда-либо окажется — в ногах, насмерть на него обиженного, Карася. Не мог того пакостного действа от Карпыча забыть и последний, ибо и бражничали, сказывают, они постоянно вместе, а потому и простая обида в один миг переросла уже в гнев и вражду. Потому, при виде своего «крёстного»… в луже, а рядом своего кобелька, обнюхивающего карман с сухарём в судебной мантии, рыбак решил вернуть дружку должок сторицею... Не задумывался Карась о последствиях... Модными своими американскими сапогами стал Карась агрессивно пинать бездыханное, по максимуму принявшего спиртного суррогата, туловище Карпыча, совершая, со стороны, как бы… благое дело, ибо носами своей военной обувки он перемещал тело судьи на сухое место, чтоб последний не захлебнулся в луже вонючей жижи. Бил и бил, всё приговаривая по нетрезвой лавочке. — Какие эти судьи молодцы… Какие эти судьи нечеловеческие молодцы. При этом… Карась не проявлял никакой милости и жалости к... так низко падшему, судейскому чину. Забавно же было смотреть видеозапись с камеры, установленной на одном из соседских гаражей. Словно варёная жаба... в портках, судья, путая тональность, пытался исполнять любимую арию поццо-сопрано новой оперы своего закадычного друга Мельника, который, в своё время, его спас от тюрьмы за взятку: «Не искушай меня напрасно!»... Карасю же, с пьяных глаз, показалось, что Карпыч обижает его кобелька Тёмку, и издеваясь, напевает совершенно не то, что его уху угодно было слушать: «Не искусай меня напрасно!»... Нашего героя-рыбака это ещё более злило и забавляло, ибо стал тот поучать судью всему, но только не Федеральному Закону: «О защите чести и достоинства русича». Тот лишь пинал, приговаривая. — Вот те-де… твою мать, за мои физические страдания в вонючей камере, вот те, мол… мать честная — за нравственные мучения! А вот, дескать, заполучи и за моральный вред в полном объёме! А также… привет и наилучшие пожелания от друзей моих лепших, которые ноне парятся в камерах, да скитаются по зонам! — причитал рыбак после очередного пинка по телу служителя Фемиды. — Не искусай, вишь ли, его напрасно! Тёмка то не искусает, а я тебя за своих дружков и собратьев накажу! — Отож! — причитал Карась. — Ты что творишь то, мать твою! — увещевал собутыльника Пьетрик, никак не желающий скандала с властителем чужих судеб, ибо сам был заядлым браконьером, коего поискать во всём Заволжье, а потому суд был для него самым родным, после дома, местом. Именно там он проводил время по поступающим на него многочисленным жалобам, но каждый раз увиливал от наказания, откупаясь от кары закона — рыбьими хвостами. — Тю… Та знаю… знаю я его прекрасно! Тоже мне, выискался — учитель хренов! Вот упёк бы тебя, например, этот побочный продукт любви, ни за что ни про что — на нары, таки… посмотрел бы я, на ком бы ты сейчас чечётку отплясывал! — Да не… Всё я знаю! Всё понимаю, но где же я ещё побью судью! Эту белую кость. Когда ещё представится мне такой случай, коли не здесь, коль не сейчас!.. Всех я, знаешь ли, в жизни бивал, а судью не пробовал, да и не знаю, синеют ли на них телеса, как у простых сограждан... али нет! — бил, приговаривая, при этом, Карась. — Когда и где я ещё поквитаюсь с этим прохвостом! — злорадствуя, вновь и вновь наносил удары и измывался этот, сучий сын, над обидчиком, который с расстёгнутым гульфиком что-то мычал в темноте, а грех молодости болтался меж ног, не находя себе в исподнем привычного своего места. Таки… сумел Пьетрик образумить дружка — в никчёмности избиения представителя власти и проявляя снисхождение, они вместе по лабиринтам улиц дотащили Карпыча до дома. А у квартиры поставили хозяина к входной двери, нажали на кнопку звонка и бежали, чтоб не слушать мягкого баритона жёнушки его Валюшки. Да и простыдиться пред нею обоим не хотелось. Только и крикнули снизу… с первого этажа. — Санитары! Заберите пациента гаражного кооператива! Так, Карасём, к самому судье было применено наказание, назначенное — ниже низшего предела, в соответствии с п.5. ст.25 Морального кодекса строителя Капитализма, который гласит, что любое зло наказуемо всеми доступными и даже негодными... средствами. Уберёг Всевышний Карася от наказания за избиение судьи, ибо на следующий же день того самого уже турнули с насиженного кресла. С тёпленького и доходного места. Срам… да и только. А потому, Молодость, помните древнюю пословицу: «Береги платье снову, а честь — смолоду»… ставшую эпиграфом к повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка». И не только помните, но знайте её смысл, шагая в новую для вас жизнь. И что единожды споткнувшись, будет уже вам трудно когда-либо в жизни подняться. А вот свою репутацию восстановить очень сложно, почти невозможно. Пожили-с… Знаем. А вообще, все ответы на свои жизненные вопросы можно найти, читая и перечитывая нашего знаменитого пиита. |
|
|
| Всего комментариев: 4 | |||||||||
| |||||||||
