Главная » 2010 » Октябрь » 29 » Рыбалка
02:54 Рыбалка |
| Люблю я книгу, выпивку и женщин И большего у Бога не прошу. А будет возрастом азарт уменьшен, На книгу… непременно я забью. Я не могу говорить за всех мужиков, но, вообще, безучастность, равнодушие и холодность к женщине, это, братцы, знаете ль — Божье наказание! Да-да… именно так я понимаю. Однако, дабы не обижать друзей с приятелями, начну-ка… я таки — с рыбалки! Не знаю, будет ли для вас оное эссе, писанное на коленке, любопытно и занимательно, дабы могли вы его читать без скуки, при том, иметь хотя бы некоторое удовольствие и наслаждение. Хотя… это больше всего интересует настоящих любителей рыбной ловли. Будем же, граждане, справедливы. Ох… и хороша наша земля, весела своими традициями, порядками и обычаями, но не мы будем, коль не найдём в них лазейку и не совместим их: с неким мальчишником, девичником или, вообще, не устроим несовместимый с нормами морали и права бардачок-с… который в полной мере удовлетворит чрезмерную потребность, аль постыдное наше нетерпение. Ох… и любим же мы с приятелями рыбалку. Особая любовь у нас к застолицам по её завершению, во мраке: с обильной едой и напитками, беседами и танцами… при луне, когда получаешь от них удовольствие и, конечно, удовлетворение, как если бы ты, скажем, был Императрицей Екатериной Великой включён в список её фаворитов, где некогда состояли братья Орловы, да проныра, князь Потёмкин. Светлая им память! А почему, собственно бы, и нет, коль я имею такой же корень. Вот так вот, да не хи-хи… а корень — дворянский. А чем, знаете ль, выше ступень служебной лестницы, тем проще исполнение оных незамысловатых и бесхитростных желаний. — Да кто же, – скажете, – не любит застолий и посиделок с дружками! С подружками. — Действительно, мало встретишь среди нас домоседов, с ужасом поминающих ЗАГС… и теми, чёрт бы их побрал, затейницами, которые обещали нам: божественное семейное счастие! А вообще, надо быть полным идиотом или мелким заморышем, чтобы в это весеннее время водить козу подле дома… на верёвочке, играть в салочки иль с ветром — в прятки! Не будешь же, будто овощ… на грядке: сидеть в духоте кабинета, бестолково прожигая время за жалобными пасквилями, кои порядком осточертевают всем, и даже: самим жалобщикам. В отсутствии серьёзных на работе дел, сиднем сидишь, гоняя, чёрт бы её побрал, муху-заразу, которая от безделья так и норовит тебе в ухо, либо ноздрю залезть… шпионкой. Стерва. И как, скажите, тут не завидовать моему другу, греку Соссию, у которого такая волосяная защита органов слуха и нюха, что не токмо мухе, а и блохе в нутро никак не проникнуть! Смотришь, а тот плывёт тебе навстречу, а волос то, волос… так отовсюду и прёт, на ветру раскачиваясь, словно, скажи, антенны торчат — для космической связи. — Тьфу, – думаешь, – чёрт побери, кому это я раззавидовался! Ведь энтот Соссий только на одну эпиляцию тех потайных мест пол оклада, поди, кажный месяц мастерам в цирюльне отстёгивает. Избави, Блаженнейший, от такого удовольствия, а скорее, напасти! А бывало, что и домой не хочется. Совсем. Ни разу. Да и какой, Ёшкин кот, дом, какое, к бениной маме, жильё. По весне… да ещё, к примеру — на Лукерью Комарницу. Оно жилище… хоть и родное, да будто дерьмом для нас, непосед, намазано. Потому и дрейфуешь: в сторону пруда, озера, либо иного водохранилища. Весна лишь в календаре, а мы уже — на низком старте. Горазды уж… очень мы на смехотворные выходки, а потому и славно проводим время, отведённое Всевышним, мешая любое дело с бездельем, придавая жизни сколь-нибудь: живости и приятности. — О, сколь встреч таких бывало, и — в отставке не описать. А дома то много ты высидишь… Кто как, а я, например, сбегу! Ведь лишить нас рыбалки — это как сопатую ангельскую душку, вроде грудничка: оторвать от маменькиной титьки! Нет-нет… умри-ка ты, как говорится, первым, а я погожу, ибо рыбалка, вкупе… с охотой это, что для иной какой одноклеточной амёбы — лжерелигия, которая обусловлена своей верой в сверхъестественное! Это, знаете ль, как ритуал, который включает в себя: обычаи, определённые обряды, церемонии. И всё это мы, осеменённые папашами, губкой впитываем в себя… с молоком матушки. Хоть и с голодухи не издыхаем, но примерив на себе рыболовецкий камуфляж, рвёмся не чёрт-те… куда, а ближе: к воде, ибо не кажинный же день удаётся сорваться на рыбалку. А иной раз и с девицами-певицами, с которыми веселости и праздности нет предела, с коими никогда не навеселишься и не натешишься, но горя, пожалуй, хватишь. С лихвой. Можете, конечно, братцы, начать осуждать мою личность, не читая. Естественно… дико извиняюсь, что засветил наши с вами похождения, но разве, скажите, в семьях не знают, что нельзя накинуть смирительную рубаху на ураган или тайфун; нельзя же из настоящего мужика изгнать бесов. Нет, кишка, видите ль, тонка: у палача, экзекутора или иного кровососа! Так… и рвёмся туда, где жизнь берёт нас — под своё крыло, но бросаем, конечно, и дома якорь. На всяк случай. На всякий пожарный. А сами, следуя в кильватере наших пращуров, скитаемся по просёлочным дорогам, якшаемся с разными нацменами, но все эти: стесненья, неудобства и дискомфорт окупаются другими выгодами и иными удовольствиями, о которых сразу и не думаешь. А главное, никогда не надо жалеть о том, что с вами случилось… что произошло. То, поди, и есмь: строго очерченный Господом нашим — путь жизни. А ноне то как приятно вспоминать, как в золотистом солнечном сиянии: млеют духмяные луга, задираются широкие листья лопухов, где прикладываешь голову рядом с головой зазнобушки, утопая в распущенных локонах волос, льющихся струями водопада: по белым плечам, да наливным её грудям. — Ах, как душенька то, братцы, бывало возрадуется! Но главное на рыбалке — воздух, это нежели ты трезв. А уж… коль принял лишка и совсем пьян, то тебе всё по барабану. И к чёрту: город, толпы любопытствующего народа… людскую суету. Нет-нет… наши мадемуазели, воспитанные судом, прокуратурой, адвокатурой, либо нравами полицейского околотка, никогда не откажутся от эскорт-услуг, сопровождая нас на рыбалку, как на некий бал-маскарад, не будут шарахаться и от ухаживаний за ними и, вообще, сторониться мужского тела, носясь… молодой кобылицей, приговаривая. — Ой, маменька! Ой, мамушка! Ах, помогите! Помогите! Ох, спасите! Спасите! — Нет-нет… не будут! Что вы… Что вы! Разве что — для куража и забавы. Нежели только: ради заманухи, чтоб привлечь внимание: к невероятно-прозрачному своему бюстгальтеру, фирмы — «Diorella»… или, скажем, к шокирующим окуляры полюбовников: сверхмодным и кричащим мини бикини. Смотришь… а милашка: подол в зубы и, давай подле тебя кобылицей рысачить, становясь ещё неистовей! Не благоразумие, а какое-то пляжное сумасшествие! Да разве устоишь пред бесовками, всей своей плотью испытывая их: отточенные навыки соблазна. А ранив сердце, эти зажигалками умеют делать нам Любовь! Коль за ними памятники волочатся, то разве они не могут свести и нас с ума-разума! Ни шашлыком, ни ухой, ни хлебом их не корми, дай только зажечь, поразвлечься, покуражиться. На море тоже, видите ль, бывает полный штиль, а задуй-ка из-за кордона ветерок… и, вы увидите чудовищные на нём перемены. Бывало, что и здоровый с вида мужичина, а превращается в колос на глиняных ногах. Хотя… я сам бывалый моряк, но это, видите ль — не профессия, а сплошные приключения, когда на ровном месте земли и тебя, вдруг, начинает штормить. Как не захихикать, видя и чувствуя эти девичьи к тебе поползновения. А каждая из оных безудержных разгорячённых мадам и мамзелей — это же целая карта сокровищниц, которую можно изучать: до гробовой доски! Только и читается: в их загадочных, масленых и похотливых девчоночьих завораживающих глазоньках. — Соблазняй же… соблазняй! Дурашка! Дразни меня… дразни! Сколь же, в конце концов, это можно — блюсти себя! Когда же, наконец, заберёшь мою непорочность! Когда же, гори ты ярким пламенем, сорвёшь сочный бутон моего цвета! Чёрт знает что… Когда снасильничаешь то, – скажет, – меня! Мне, – заявит, – неловко уже и существовать в таком стыдливом теле! Почто мне, – промолвит, – нельзя делать то, что так хочется. Почто мне говорить «нет»… если хочется: кричать, орать — «да». — Я хочу, – нелепо заявит, – быть любвеобильной и сладострастной, но ощущаю в своей грудке стеснение. Стыдливость испытываю-с… Я хочу, – выскажет, – жить, как все мои сверстницы! Да-да… бывало и такое, ибо в сказочной упряжке танцы танцуют двое. Но… кроме обиды в душе, плескалось что-то и ещё — о чём-то несбывшемся, о так и не полученном, что уловить то не можно было. Что-то обиды выше. Что-то обиды важнее. Увы, сама женщина слаба, но каждая из них имеет право на любовь и, орать, как велела мама, та не будет. Кто осудит… коль это и есть соединение вечной природы и любвеобильных душ. В ночи. А сердце, с пылом молодости и увлечённости, всё бьётся… бьётся, аки голубка в клетке, что того и гляди, поломав, к едрене фене, рёбра, покинет и чрево, падая к твоим ногам. Так… с нетерпением и ожидает, ишь, когда её, финтифлюшку, изнасилуют. Ах, вы таких не встречали. Ну, я то уж… за свою службу на их поведение насмотрелся. А этот убийственный взгляд — 3 «Д»… будто контрольный в голову. А наслушался, что и поныне — мозоль на ушах… с частичной глухотой! Рано или поздно случается в жизни то, что не укладывается в голове, да и, скажи, не забывается, а потому… смотришь в бездонные, полные обожания и покорности глазоньки, выслушивая душевные излияния. А прослушав сердечные напевы, только и прошепчешь ей… оттянув мочку ушка. За золотую серьгу. — Всё! Alles! Довольно-с… Будя! Где и когда! Ритуал у нас с тобою — в полнолуние или прямо сейчас… здесь! Только шорох, что даже ночь перестаёт нам видеться такой грешной и отчаянной, и ты видишь прикрытые в истоме… её веки. Надо сказать, что такими… как мы, дошлые, находчивые и нахальные мамзельки, не жалея себя и никогда ничем не гнушаясь, устилают дорогу — к вершине своего пьедестала! Бывало, добившись своей, пардон, бабьей сладостности, таки: заласкают, зацелуют, залюбят всю территорию твоего тела. Но девицы же сами прекрасно осознают, что нельзя махать яркой красной тряпицей перед ярым быком, который всегда на охоте! В охоте! — Мы то что… понятное дело, имеем право: на рыбалку, охоту, отдых и, прости Господи — на секс! Бывало, смотришь на воду, а там, как и наши неугомонные чувственные девицы, играют огромные рыбины! Не гляди, что молчаливая тварь, а как и заводные девчоночки… радуются жизни. Ох, что творится иногда на реке, на озере. Такое в камышах поймы чмоканье стоит, будто под каждым его корнем Русалки любовью занимаются. Для кого-то это жуткое зрелище, а для кого-то нечто похожее — на мощное цунами. — Пра-а… а страсть то, страсть! О, Блаженнейший! Как, скажите, тому не раззавидоваться! Бывало, такого насмотришься, так налюбишься и, всё… вызывай карету, ибо можно уже и — реанимировать! Али канализировать, бросив тело, к чёртовой бабке, в канализационный люк. Пардон… заговорился! Да и немудрено, ибо увидев удивительную раскрасавицу, заманивающую тебе инфаркт миокарда, таки… немеешь. Цепенеешь. Лежишь и разглядываешь нежное тело, фотографируя его, оком, которое так и манит к себе: обнажённая, нежная, писанная Творцом фигура, которая несравнима с картиной — располневшей Данаи! Нет-нет, это нечто... для нас: волшебное, сказочное, желанное, которое так и манит. А потом глядишь на гладь озера, думая. — И кто, спрашивается, противник того, что человек вышел из морской или океанской пучины, скипидара бы тому за гульфик, чтоб… наконец, до его мозга дошло, что не от обезьянки человек произошёл, нет-нет, вестимо — не от обезьяны. Надрать бы тому неучу и фантазёру задницу крапивой и, непременно… ноябрьской. Видимо, у таких баранов сам мыслительный процесс не в коробе головного мозга, а в том месте, которое Вольтер отказывался называть из уважения к дамам и мадамам, но откуда та чертовщина выбивается с пелёнок — ремнём и хворостиной. Конечно, есть тому и весьма разумные объяснения. А вообще… я сторонник того, что человек есмь продукт иной — неземной цивилизации. Вот скажите, граждане, почто же нас раз за разом, втайне посещают на светящихся в ночи тарелках: пришельцы, которых кто-то из нас и, не единожды, видел. Признаюсь, что я однажды увидел битком заполненный туземцами автобус, XIX века. Да-да… хоть и пролетал тот над нашим домом на десятый день новогоднего празднества, но вы должны мне верить, ибо точно видел его… глазом! Трезвым! Вот вам крест на всю грудь: от соска до соска и, пусть меня накажет Отец Небесный, нежели я заливать вам здесь удумал. Да если бы только я на тот небесный автотранспорт обратил внимание, а то и коварная соблазнительница моего соседа, Надюха Мясниковская, подтвердила вечерние мои видения, что и сама, сказывают, то средство видит… и, довольно часто. — О чём это я… Ах, да... О чём бы мы с вами, братцы, не заводили разговор, какой бы серьёзной темы ни касались, так речь обязательно зайдёт о противоположном поле. Всё правильно — о наших полюбовницах и блудницах. Это уж… как больше вам по нраву: окрестить ту или иную породистую саратовскую греховодницу с её грудью… второго, либо третьего размера, которая не будет строить перед вами недотрогу или излишне, скажем, кочевряжиться. А стоит ли обижать барышень с малой грудкою, имеющих два огромных плюса. Первый, это удобство, а второй — красота. А лещ, который для нас был тогда пойман настоящими рыбаками… был хорош. Показать руками, так удивились бы, приняв меня за фантазёра. Нет, никакого вранья, иначе раскраснелись бы мои щёки. Оного, поверьте, не произошло. А багажники двух легковых автомашин были полностью загружены рыбой, и мы отправили весь улов, пойманный жителями посёлка: в гараж для засолки, а позже… и для дальнейшей сушки. Как после тех сладостных минут на рыбалке, душенька то возрадуется при приближении к расположенному рядом жилищу. Не можно и передать, изобразить радостного восхищения, как возбуждены наши внутренности при виде яств на кошме, застеленной клеёнкой… на земляном полу. Вновь и вновь… удобные нам квартиры меняем мы на: хибары, озера, поля, луга, либо другое какое пристанище, и бежим от земных забот и благ цивилизации, чтобы хоть как-то отвлечься от надоевшей работы и развлечься в какой-никакой глуши, что и Боже упаси! Но как же эта дикая природа предрасполагает: к неге, любви, блаженству! И предаёмся, и отдаёмся несколько дней кряду и, ведь какая свобода ото всего: петь хочется, таки — поём, пить желаем, так — пьём, а уж… потом и в пляс пускаемся. Да и как не пуститься, коль девчушки зачинают напевать: «Наши руки не для скуки»… или, скажем, военно-патриотическую песню: «Какой у парня был конец!»… Но неприлично молодые профурсетки, раскрашенные всеми цветами радуги, не будут, видите ль, сидеть замороженными курами, испытывая стеснение перед нацменами — хозяевами саманного строения. Эти своенравные красотки, некогда лидеры ленинского комсомола, ни пред кем не комплексуют. Даже голяком. Родственницы же наши всегда видели бессмысленность тех прогулок и нас, кандидатов в кастраты, возвращавшихся с похода: спросонья, уставшими, когда и так с мозгами было совсем хреновато, а иногда, и совсем пьяных в хлам… в «зюзю». Однако, проходит неделя и мы вновь готовим снасти и заряжаем ружья, дабы пройти прежними тропами. Ох, и хороша же наша земля, весела своими традициями, порядками и обычаями! Однако, бойтесь, братцы… своих желаний, ибо они довольно часто исполняются. Как, к примеру… случается оное и со мною. |
|
|
| Всего комментариев: 1 | ||||||
| ||||||
