Главная » 2011 » Апрель » 18 » Мой муж - судья
20:06 Мой муж - судья |
| Собаку то съели, да хвостом подавились. (Русская народная пословица) Намедни, обнаруженное археологами у шалаша Ильича, близ Санкт-Петербурга, чёрт те... как оказавшееся письмо в некой берестяной трубке, рассказывает о жизни отдельно взятой семьи при построении Коммунизма в нашем государстве. Попрошу все свои претензии, требования по поводу его расшифровки направлять ни в коей мере не мне, а учёным Эрмитажа, которые работали над сим монологом той любвеобильной мадам, адресованным будущим поколениям, так что я здесь: сбоку-припеку. — Да что я о себе рассказать могу... — Попробую-ка... девоньки, коль на пользу вам будет. Ещё в прошлом веке дедушка Фрейд открыл, что подсознательное рулит сознательным. Так и должно быть, подруженьки, нам ли в чём или ком-то разочаровываться, так как всё это временное. А пока терпим, но правим и рулим. А предел мечтаний и желаний, высшая цель жизни и есмь — Матриархат! Ни больше… ни меньше. — А родилась я на берегу Узеня в то ещё время, когда мой папенька целовал рученьку у самого Владимира Ильича, который всё пописывал в шалаше, в затоне — декреты крестьянам. Особенно одна мне запомнилась его работа, переделанная ныне в пьесу — «Мир хижинам — война дворцам!»... Вроде и большие войны в прошлом, а народ до сих пор ютится в хижинах и халупах. Бывало, помнится, подойдёт папка к стене в хате, снимет с неё образок того Ильича, что рубил с плеча и давай, вишь... взасос целовать ручку вождя люмпенпролетариата. С упоением целует, пуская слезу, носом — хрюкает, горлом — хлюпает и нас ещё вторить заставляет. Коммунистом был, который всё рвался в бой... за Расею и всё не мог никак усидеть: между здесь... и там. И что он был так в него влюблённым — нам, семерым по лавкам, было неведомо. Но управляемые страхом: лишиться каких-то сладостей, мы и пикнуть то не смели. Да избави Богородица: противиться требованиям, да претензиям папеньки, словом то. Так и мне, верно, целовать бы ручонку того именитого старца до замужества, не призови меня тогда нашенская руководящая и направляющая на большую дорогу. Именно на ту дорогу я позже позвала с собой и дружка своего детства — Вальдемарушку, так как папенька с детства разглядел в немощном духом и телом… сопатом соседском парнишке, зачатки и выходки будущего судьи, а знать, и моего супруга — Вальдемара Миколаевича. А то вам не в бирюльки играть, да ловить мух, тратя зря время. Будущий мой супруг и судья, который кроме пинания баклуш, ничего не делал, ласковым был мальчиком, со мною нежным и обходительным. Так уж… он мне нравился, так нравился. А как он, день-деньской, гарцевал на сивом мерине, по кличке Холуй. Бывалоча с забора заберётся на спину здоровенного жеребца, вцепится то ручонками в гриву и, настукивая грязными, в цыпках, пятками по впалым его бокам, давай гарцевать аллюром. Красота, изящество и картинность, хотя то, девоньки, надобно видеть. Сызмальства его так и звали все в селе — Вальдемар Миколаевич, и ни Бог мой, дабы иначе, так как… Миколаевич: это власть, сила, страстность, комфорт и единение мальчонки с природой. Сызмала и римское право почитывал тот мальчонка при лучине и керосинке, чтобы всё ему знать о наказании, репрессиях, расправах, каре, но почему-то не о праве и его гарантиях для народа. Но моё какое тогда было дело — девичье, молчи и сопи, да не смей встревать в дела соседского отпрыска. Полюбливала я оного мальчонку и тогда же приворотной молитвой и привораживающим песнопением на его сердце всё начитывала. Спросите… как. — Таки же… просто. Порежу сердце молоденького петушка на мелкие… мелкие… кусочки и начитав молитву на каждый махонький кусочек самого умерщвлённого певника — три раза, да и отнесу к ним в хату и, в кастрюлю с супом незаметно… бабах. А потом сиживаю, реву и наблюдаю за той силушкой, колдовской то. Ведь, как говорится: ковбой должен быть: либо лихим и быстрым, либо мёртвым. Лихой он хлопец был в детстве, какая выправка у него, какая осанка, какая посадка, ну, словно у лихого кавалергарда. Я знала цену краснобайства молодого щеголя и никогда не держала обиды на его бранное крепкое словцо и матерщину, к жеребцу то. Помнится... Натешится, нагарцуется малец, а затем привяжет Холуя к столбу, возьмёт хлыст… да подлиннее, чтоб мерин не дал ему копытцем по личику, и давай сочные розги прикладывать ко его, ко окорокам и ко впалым бокам, по которым тот только что пятками постукивал. При этом, мой женишок обязательно дожидался часа-пик, когда народ в лавку тянулся, за хлебушком то, и только тогда, принародно… хлыстал, добиваясь показательности, да образцовости процесса над конягой… над мерином то. Любил смалу он кровушку видеть, любил пошалить баловень — гены, видимо, таковы, да и кто из нас тогда в юности вообще не любил, пошалить то. Бьёт будущий муженёк и судья Вальдемар Миколаевич, жеребца то, всё приговаривая… на фальцете. — За нарушение моего сказа, за неподчинение, за неповиновение и нарушение моего указа быть тебе, собака, нынче поротым! Порет, хлещет бедненького, Холуя то, а сам хмурится, глазоньки вверх на чубчик закатывает, ноженьками девичьими своими притопывает, рученьками нежными прихлопывает, во весь глас распевая песенку Высоцкого: «Постою, дескать — на краю!»… Порет же до тех пор, пока тятя его Мыкола не приложится к сопатке и не пустит у него самого кровушку, да не вырвет из его рук тот самый хлыст, как — орудие добродетели, как инструмент достоинства и совершенства. А затем — в угол... на горох то. Но моё какое тогда было дело — невестино, молчи и сопи, да не смей встревать в дела женишка, баловство — оно баловство и есмь... В нём жил дьяволёнок, поселившийся в организме с пелёнок. Баловал же до тех пор, пока со смеха не обдудонится. Ага! — Детство же это, девчоночки, моё было — романтическое время, когда я ещё ни думать ни мечтать не умела… матом то. — Быть ему — Вальдемару Миколаевичу судьёй и твоим супругом! Быть! Я верю в него, как некогда верил Гагарин в Королева! – сказал мне как-то папенька, яко отрезал. Тогда-то я и прозрела, тогда-то я и решилась: не колдовать и не колядовать, исполняя на святки благопожелательные песни. Таки… миловались с ним, пока не оказалась я в состоянии беременности… на сносях то. — О! Отцы Святые! – заявил радостный папаня. – Домиловались, долюбились! Ну, таки… не ветром же задуло! Благословляю! Так и пришлось рожать, а там уж… и замуж выходить. Всего мой супруг и будущий судья — Вальдемар Миколаевич всегда сам добивался. Сначала служил он в авиации и классным вертолётчиком был, нам радость с дочей всё дарил. Всё то ему чего-то не хватало в повседневной нашей жизни, а потому-то не изнывал от ежедневной рутины и хватается за ничтожный повод, чтобы как-то расслабиться. Однажды лётчики экипажа, дабы витаминизироватья, да набрать на закуску в саду фруктов, зависли на винтокрылой железной своей птице… над яблонькой то. Кто же, чёрт побери, из них знал, что тем будничным днём начнётся казахстанский бескунак, вкупе… с магнитными вспышками на солнце. Ослепило тогда лётчиков вместе с супругом и будущим судьёй — Вальдемаром Миколаевичем и рухнули ребятишки с высоты воробьиного полёта камнем на баню бабки Матрёны. Только благодаря Богу, хлопцы удачно упали на неё, да ещё и в отсутствие хозяйки, в баньке то. Это хорошо, вишь, что в тот момент она кормилась за соседским забором, вишней то. Видимо, Архангел сказал тогда хулиганам, что умереть вы шалуны, дескать, всегда успеете, а вы идите-ка… вот: жить, мол, попробуйте! — Добрый он был тогда — мой супруг и будущий судья Вальдемар Миколаевич. Всё то на: «Будьте, супруженька, любезны!» «Доверьте бразды правления мне, пожалуйста!»… Да всё так мило. Да всё так и любезно. Он всегда нам с дочей улыбался… а иногда, оченно даже и прилично! Да и тогда, сказывают, что вышел мой супруг и будущий судья Вальдемар Миколаевич из того летательного аппарата степенно, сорвал яблоко, снял картуз и сделал очаровательнейший реверанс с помпезностью, с особой пышностью, да приседанием, паникуя. Если бы бабушка ненароком чихнула, то парней бы сразу сразило, инфарктом то. — Моё почтение, бабушка! Благодарю! Всё, кони в бубликах! Потеряли мы совсем берега, в озорстве то! Во своих бесчинствах. Облажались летуны, скажу, что ни два… ни полтора. Так, с того самого дня, и перешёл он на службу в милицию, ибо после той аварии бесполезно было в военно-воздушных силах дожидаться: каких-либо наград, поощрений и кремлёвских звёзд, на своих погонах то. Разминая свои чакры, летуны похорохорились, но таки подготовились к изгнанию из военно-воздушных сил Расеи. Но моё какое, дело то — супружеское, молчи и сопи, да не смей встревать в мужнины дела то. Вдруг, да закатит свои глазоньки — к Небесам, да начнёт девичьими ноженьками притопывать, нежными рученьками прихлопывать. Думать то я уже умела матом, да разве можно было ему перечить, ведь знала, что быть ему в дальнейшем судьёй — Вальдемаром Миколаевичем, да и оставаться ему моим законным супружником. А знали бы вы, какой экономный мой супруг и будущий наш судья — Вальдемар Миколаевич был в то время, работая в правоохранительной структуре. Нет, не был он сквалыгой, не был он и транжирой. Бывалоча, наберёт целую котомку еды с собою в засаду на неделю, но бережёт, знаете ль, не кушает, а всё обратно же в семью несёт. А заодно, гляди, с собою припрёт ещё вагон и маленькую тележку снадобья и вкусностей с поезда Алма-Ата – Москва. Так, по чётным дням мы кушали конину казахстанского убойного отдела «Гулькина радость», а по нечётным я провожала его, как на праздник, вместе с сотоварищами Тестькиным и Гавриковым: встречать поезд Ашхабад – Москва. Ну да… за добычей. Работая секретарём райкома, худа я тогда была. Ведь так была занята, так была востребована, что и сил не оставалось, на семью то. Благо, что привозил супруг и будущий судья Вальдемар Миколаевич с собою с транзитных поездов прицеп овощей, а ещё и фруктов комбината — «Бананы Хомейни»… что позволяло мне в выходные поправляться и восстанавливаться, чтоб сызнова быть неотразимой и востребованной у руля нашей руководящей и направляющей. И всё тогда он делал с радостью для нас с дочей, всё с радостью. Так и ждали мы от кормильца: подарков, сувениров, да гостинцев, аки ко Христову дню, яичко то. — Я счастлив, весел и пою; Но на пиру, в чаду похмелья, Я новых праздников веселья Душою планы создаю! – пел он, всё радуя нас, с дочушкой то. Но моё какое дело — бабье, молчи и сопи, да не смей наезжать на добытчика, на кормильца то, ведь была уверена, что для семьи старается будущий судья Вальдемар Миколаевич. Как радостно жилось нам с мужем в те далёкие юношеские годы. — Раз звёзд на погонах не прибавлялось, то, – думаю, – что негоже ему надрываться на неблагодарной работе, фараоном то. Пора, наконец-то, ему исполнить для семьи миссию более нужную и необходимую. Должен же был он наконец оправдать предсказания папа, разглядевшего в маленьком сорванце — моего будущего супруга и судью — Вальдемара Миколаевича. Вот тогда-то и мне пришлось пустить в ход всё своё обаяние, всё своё очарование, чтобы для нас троих тот ту сказку сделал былью, благо, что интересной я женщиной была. Хотя… что значит, была. Не первой, верно, красавицей, но в списке Райкома занимала почётное второе место, а это многое значило для меня и муженька и будущего судьи — Вальдемара Миколаевича. В райкоме все мы крутили бешеный, сумасшедший роман и он доставлял всем нам дикое и жуткое удовольствие, в работе то. Но каков же простор догадок для мыслящей вашей головки. Но каков всё же и полёт мысли для ваших, девочки, фантазий то. Ведь кого-то приносил аист, кого-то находили в капусте, а я так сразу… будто явилась от Maybellin — все были в восторге. Благо Господь наградил меня аналитическим умом, да неописуемой красотой. Это, девки, всё: внеземная энергия, вкупе… с дикой нашей природой. Почему-то нам, девчата, с вами стыдно получать: блаженство, удовольствие-с… с удовлетворением. Только не подумайте, ради Христа, будто я была шлюхой… по связям — с общественностью. Конечно же, нам приходилось неприлично и откровенно — романить. Я, конечно же, быстро зажигала и давала… аудиенцию, кому обещала, но не в первую встречу и только в интересах семьи. Только в интересах семьи и в интересах моего супруга и будущего судьи — Вальдемара Миколаевича. Надо же было мне, заслужившей имя с отчеством, из сельского воробья городского хищника делать, орла то. Пардон, конечно, но чей не пионервожатая была. На то она и есмь девичья молодость, чтобы подол в зубки… и айда отжигать. А без моего флирта и оного кокетства в том агрессивном племени ирокезов, нам должности судьи было бы не видать, как своих завитушек на головке. Так, наконец, Вальдемар Миколаевич и стал судьёй — как круто, скажи, изменилась вся наша жизнь. Ах, каким муженёк стал тогда, помнится, отзывчивым. Я то за сменяемость жён, но не дай Богородица, когда оное нас касается! Попросит его дружок, например, примирить со своей женой по причине длительного загула либо отсутствия дома, так мой супруг и судья, Вальдемар Миколаевич, непременно выполнит его просьбу — и их помирит и сам удовлетворит неугасимую свою похоть с той супружницей друга. Но кто, скажите пожалуйста, из настоящих мужиков не бросается в водоворот страстей, с головой то. Я, к примеру, таких не знаю. Сильно играл он слабыми картами, ибо только так отвоёвывают — право на жизнь. Но моё теперь какое дело — бабское, молчи и сопи, да не смей встревать в увлечения мужа моего — судьи Вальдемара Миколаевича. Самец — он и в Африке самец!.. Настоящий мужик и должен быть любителем женщин. Но никак не матрасов. Встрянешь, так возьмёт, да уйдёт к Ипуласкиной, на которую ещё только начал охоту целлюлит. Для себя из секретарей судью, зараза, подготовил, а потом забавлялся с нею, разбив их семью. Потом замуж за залётного альфонса сплавил и, без любви-с… Он мне хоть и супруг, но истина дороже, а потому скажу, что не все попадают в судьи по таланту и уму и это подтверждается: как отделом Госкомстата района, так и моими собственными наблюдениями. Это и вы в любом суде можете лицезреть. Нежели, скажем, миловидная бабочка-секретарь, некая безумная стерва со взведённым курком и одной мозговой извилиной, открывает дверь ногой в кабинет судьи — знать достойная смена растёт последнему. Нужно посчитать намедни — сколь же подготовил дам судейского уездного корпуса мой муж и наш судья, Вальдемар Миколаевич, за годы своего правления, через постель то. Да-да… часто налетали на меня приступы ревности и уныния, но любовь прошла. Узнавши же о том, что законный муж блудит с очередными молоденькими мадемуазелями, я никогда не ездила на разборки с ними, да и вообще, оно мне нужно: по судам шлындать, за инфарктом то. Ходок, он и есмь ходок! Отчаянная душонка. Седина в портки, таки… бес в ребро, а потому-то единственной его слабостью и была слабость — к слабому полу! Какая же глупая она — эта любовь. Какая же она нелепая. Ведь короткий миг — и всё, к чёртовой матери, рушится, как карточный домик. Живу, как и все нынче женщины — личными воспоминаниями. Не совсем, правда, комфортно сейчас, но как страшно просыпаться одной, вот потому и приходится жить с мужем своим, уже бывшим судьёй — Вальдемаром Миколаевичем, да и стоит ли гневить Бога, что не так хорошо прожила. Только и живём воспоминаниями и делимся с доченькой ими, по праздникам то. Ежели, скажем, вечером приходил мой супруг и судья Вальдемар Миколаевич домой, то рассказывал, кого и на сколько посадил и мы смеялись всё больше и громче, так как в Живом Журнале вычитали, что смех продлевает само существование, жизнь то. Так и продлевали её — эту Жизнь, вдвоём то. Но чего у супружника моего, Вальдемара Миколаевича не отнять, так это мозговитости, а потому и жизнь нам была в радость. Особенно же, помнится, весело было нам, когда на скамеечке подсудимых оказывался кто-то из угонщиков транспорта. И тогда мы вспоминали, как оказались вдвоём на пруду за десять вёрст от деревеньки нашей, когда у нас угнали мотоцикл «Юпитер ИЖ – Кю» — вот именно тогда мы воспылали друг к другу страстью и чувством, перешедших со временем в страсть… и любовь. Думали, что никогда без работы не останемся, ибо незаурядная личность, да и правожадный был он, мой супруг — Вальдемар Миколаевич, но, увы, от бумеранга жди любых сюрпризов. Не всё, говорят, коту масленица. А ранее то… ранее. Только, ишь, криминал чуть поднимет голову, наш судья рубит то одну головку, то вторую, а по вечерам мы просто закатывались со смеха, реанимируя своё здоровье, да и вам желаем ноне не грустить. А коль не нравился кто ему в процессе или удумает перечить, так он всех собак на неугодного ему гражданина повесит и, будьте, дескать, любезны — заполучите путёвку в тайгу Сибири. Но моё какое дело — старческое уже, сижу и соплю на пенсии, с завидным постоянством слушая его о жизни во её красках. Всё бы хорошо, если бы только нос у моего суженого от беспробудных гулянок до самых гланд не опустился, но небольшая это беда, а о маленькой неча… и калякать. Наконец-то дождались и отставки, хорошо что без показательного над ним процесса. А дочурке же своей я передала. - Если рядом с нею падает яблоко — чтобы бежала она: сломя голову и со всех ног, опрометью то. Ведь яблоня от яблока недалече падает и наступают тогда для всех печальные последствия. Правда, девоньки, как сегодня выясняется, что карма довольно своенравная девица. Однако, в настоящее время, я себя чувствую ещё сногсшибательной и просто великолепной барышней-мещанкой, у которой всё, думается, ещё впереди. |
|
|
| Всего комментариев: 5 | ||||||||||
| ||||||||||
