Главная » 2014 » Апрель » 7 » Миллиардерша
12:38 Миллиардерша |
| Несправедливо то как, граждане, жизнь наша устроена: близкие люди—далеко.. далёкие—близко, а "недалекие"—сплошь и рядом с нами. Весна—лучшее время года... Так, верно, считают и считали все, кроме Саши Пушкина, которому по нраву была "Унылая пора! Очей очарованье!"... Но это было так давно, а возможно—неправда. С её приходом.. такого, знаете ль, хочется разнообразия до безобразия или безобразия для разнообразия... Это уж.. кому как нравится... Но весну каждый чувствует по-своему... У кого-то она приходит лишь по календарю. Кого-то она навестить сможет и средь недели, и зимой лютой... С очередного, например, бодуна. Ну.. и отношение к этому соответственное; нежели переживший зиму старец, пряча валенки в чулане, зверем ревёт поутру на весь городок: «Весна!».. Откровенно сопровождая радость свою отборной матерщиной, будто взывая к Небесам о помощи. Нет, нет, некоторые, действительно, чувствуют Весну по запаху. Для остальных же она наступает по мере снятия женщинами с заплывших за зиму телес тёплых тряпочек, типа панталон на резиночках у коленочек, с рюшечками, начёсом или без... Мне же достаточно поутру открыть окно и выглянуть с третьего этажа на улицу, чтоб убедиться в приходе Весны. Как завижу радостную свору разношёрстных кобелей, держащих нос по ветру, у коих при виде очередной суки, слюни так и текут по щекам, что того и гляди захлебнутся те твари Божьи от желания, их переполняющего. Всё... Вместе с Богородицей Девой радуюсь... Весна пришла... —Привет всем, мимо проходящим, косо смотрящим, за спиной моей шипящим!—радостно покрикивает и мой соседушка—наркоша в открытое из квартиры окно. Пришла Весна и в своих мечтах я уже ни в чём себе не отказываю, а начинаю потихоньку собирать походную сумку, чтобы сей год отметиться ещё и в Крыму. Очень уж.. мне запомнилась эта пора в одном из эстонских городов—Палдиски.. на лучезарном берегу Балтийского моря, что недалече от Таллина. Время тогда было лихое—советское, а наш экипаж находился на переподготовке в атомном центре того райского балтийского уголка… Это было так давно, что шерстяной покров ещё не прикрывал низ живота моего; когда весь Мир был у наших ног; когда дарили мы милым эстоночкам и проживающим на южном берегу финского залива русским девчушкам цветы, хотя и с городских клумб, но зато искренне, от души и всего сердца. Сейчас же.. я не о красотах Балтийского моря и его окрестностях... Невероятная и невообразимая там природа и прекрасный для всех отдых, но не о том я ноне.. не о том... Вспомнилось мне, вдруг, об оккупации частного эстонского поместья мичмана Ксаверия, проживавшего в то время в посёлке.. на территории воинской части. Да, морские волки были настоящими оккупантами его домовладения, где с ним проживала единственная наследница своего родителя.. балованная дочурка Анабель. Да не стоило о них и вспоминать, если бы не одно «но»... Я хочу вас огорошить, я могу таки вас ошеломить. Дело в том, что тот балтиец был настоящим миллиардером, от чего у его сослуживцев слюни текли, как у тех дворовых псов, а завидущие их глазоньки лезли таки боком на лоб; в пивных же у корыстолюбцев челюсти свисали, а зубы отстукивали барабанную дробь о края кружек. Все были в трауре, узнав, что в социалистическом обществе, в небольшой Эстонии.. есть миллиардер и что такое, вообще, возможно. Мичман же тот ничем на богатея не походил. Такая, знаете ли, тень отца Гамлета, тихо бродящая по воинской части. Поговаривали, однако, завистники, что потому и держался служивый при воинской части, подрабатывая от безделья, что боялся за жизнь и здравие единственно—любимой своей дочурки. Возможно, это не пустой звук, ибо полную безопасность его семье могло гарантировать только кладбище, но никак не наше государство, кое его обидело, причём, очень даже жестоко. В годы «холодной войны» с загнивающим Западом наш чернобровый Секретарь—молдованин не позволял своим гражданам вступать в наследство, доставшееся им в странах Запада. Запретило государство и мичману Ксаверию вступить в наследство, завещанное ему дальним родственником в Канаде. С одним лишь исключением... Каждый год Ксаверию разрешалось приобретать имущество в СССР на сумму в десять тысяч долларов. Потому и приходилось ему ежегодно менять лучшие отечественные машины «Волга», да «Жигуль» на новые, покупать квартиры и завозить новую отечественную в них мебель. Всё... На «старое» же имущество Ксаверия командирами была расписана меж собой очередь на годы—кому и что отойдёт от богатенького подчинённого бесплатно, а кому и что—по бросовым ценам. Так и балансировал многие лета Ксаверий на уровне инфаркта, боясь обидеть командование Флота, которое вопреки здравому смыслу, распоряжалось его наследственным имуществом. Говорят же на Востоке: «Худшие враги человека не пожелали бы ему тех бед, которые могут принести ему собственные мысли»... Зато дорога его доченьки с малых лет увешана была разноцветными шарами, да устлана цветами, и в отличие от своих сверстниц, шалунья Анабель носила целыми колготки и трусы «Неделька» не только по выходным и праздничным дням. Ещё в школе она начала познавать искусство любви с элементами «ню»... —О! Боги Олимпа!.. Так, вперёд—к приключениям!—взвизгнула на высокой нотке, чистая, как ручей, Анабель в тринадцатилетнем возрасте, узнав о том, что является единственной наследницей огромного состояния. Не зная цену деньгам, девица слишком рано заневестилась, а батюшка всё опасался, что дочурка ему в подоле внучат принесёт, хотя речи о расширении семьи у них не было. Боязнь богатенького «папика» была не напрасной, потому как дочурка его была готовой отмочить в любой момент нечто пошленькое, нестандартное и для него непредсказуемое. Трудно, однако, быть «золотой рыбкой» под колпаком родителя, не научившего её самым элементарным вещам, тому, например, чтоб не имела уже созревшая глупышка ни к кому привязанности. При живой матушке утешилась бы, поди, та мыслью о принце на вороном коне, да успокоилась. Не вовремя, видимо, на свет она явилась, потому как бросилась с головой во все тяжкие, предаваясь утехам с молодыми и бравыми офицерами флота. Мерзопакостная, дорогие граждане, надо сказать, вся эта для младого поколения история... Хахали же.. только и мечтали откусить от чужого пирога лакомый кусок, а угостившись ликёрчиком «Vana Tallinn» или настоечкой на хрену с укропчиком, так и бороздили просторы палдиской ауры, дожидаясь объекта вожделения, так и кружились, яко черви на крючке рыболовном, охмуряя юную мадемуазель. Они делали всё, чтоб растопить душу.. и без того.. мягкосердечной Анабель. Малому театру отдыхать... Кажется, что и не жила ещё эта юная душка, но таки обгуляли её Казановы, слагая ежедневно для неё дифирамбы. Под окном их замка исполнялись среди ночи серенады. Вот эта музыка слов и открыла для этих жадных опоссумов сердце и душу совсем ещё глупой девчонки. А ведь всё начиналось с невинного флирта с преподавателем физкультуры в школе. С годами же, стала походить Анабель на ненасытную молодую львицу, готовую в любой миг впиться крашеными своими коготками в тело понравившегося ей любвеобильного самца. Лучше бы сладострастная очаровашка Анабель путешествовала по миру, как красотка Эммануэль. Так, нет же... Она, с царственным спокойствием, днями нежилась на солнце, вечером же её ласкали: то прибой морской.. балтийский, то мореман в золотой листве бора прибрежного, от чего Анабель получала благость и волнообразное удовольствие. Слишком уж.. твёрдо решалась она испытать то, что практически нельзя было взять в её возрасте под контроль. Она не кобенилась, не ломалась и не заставляла себя уговаривать. Слишком уж.. часто говаривала она в тех случая «да», когда нужно бы категорично заявить «нет».. Сразу скажу: «Не красава была! Нет, не красава!».. На цветок орхидеи она никак не походила, однако, гладкой была—не ущипнёшь. Так как дорога в большую жизнь ей была открыта уже в переходном возрасте, она неустанно лопотала: «Пусть лучше будет стыдно мне утром, нежели скучно вечером!»... Ну, так.. Богу—Богово, живым—живое, а девушке—девичье... Не так проста была эта взрослевшая из года в год девчушка, это было уже торнадо «Анабель», схожее разве что с лихорадкой «Эбола», против которых нет рекомендаций, а профилактических средств и ныне не сыскать. Зная о своём «не материнском» и не кремлёвском капитале, сидеть в девках, дожидаясь сватов со стороны моря—океана или острова Буяна.. она была не намерена. Ведь девица была ещё красна щеками, да и востребована, ибо под окнами так и вертелось офицерьё с блуждающей от похоти мошонкой. Если у нас в стране в то время не было секса, то прогонистая и сексапильная эстоночка только и сжигала свои калории по ночам в сосновом лесу. Ну, это памятка для наших дам—депутаток, гимнасток и иных думских куртизанок, «сидящих» на икорной "дешёвой" кремлёвской диете. Каждый охотник за наследством молодайки заикался о женитьбе с ней, клялся честью мундира хранить их любовь в горе и в радости, в богатстве и в бедности. Главное—до гроба. Не знала тогда девонька, что мужики, будь они трижды матёрыми, существа чересчур примитивные. —Господи!—говорил командир экипажа Овчаренко.—Избави эту девочку от Лукавого!... Да, существуют души, обоюдно настроенные на одну струну, Анабель же, в руках равнодушных кутил—офицеров была лишь изломанной в ласках игрушкой. Им нужен был наследственный капитал её меланхоличного батюшки и более ничего. Немного фантазии, дар убеждения несмышлёной дивчины, и ты на коне—в дамках. Ты уже миллионер. Просто так офицеры ничего не делали—не деды же Морозы, в конце концов, новогодней ночью. —Банзай!—только и доносилось эхом из соснового бора до подводников, находившихся в Атлантике в автономном плавании.—Банзай!— только и слышали возгласы глухонемые жители самой столицы Эстонии. А в самой воинской части меркантилисты считали мичмана—миллиардера не доброхотом, а кукушонком в брюках, позорящего весь военно-морской Флот страны Советов. И это, уважаемые, за его простоту, и это, милые граждане, за его бескорыстность... Вот и получи такое наследство... Сразу табачок врозь. При несметном богатстве, свалившегося на него с Небес, Ксаверий продолжал работать в части. И кем, мать дорогая... Водовозом... Да, да, он развозил по части воду в бочке на закреплённом за ним коне по кличке "Сухарь"... Наш герой не слазил с того животного с утра до ночи, почто и ноженьки то у него стали кривыми, яко у африканского богомола. Да, встречаются же в жизни такие чудные, жалкие, никогда не ропщущие.. смиренные создания. А как на него похож бывший пожарник—Боровок, проживающий в нашем степном захолустье. Ну.. один в один. Только эстонец гарцевал на коне в мичманском одеянии, а наш—в милицейском, казённом мундире, да при погонах, портупеи и поношенных сандалиях. Короткие же его штанишки помогали Боровку скрываться как от налоговой, так и её главы—Казадоевой, да на сторону бегать от своей супружницы. Оденут эти чудаки на букву «Му» пиджаки форменные, шитые ещё при хане Бердибеке, да картуз набекрень на «бестолковку» и понукая кастрированными жеребцами, давай «заполаскивать» по центру селений на двуколке, разгоняя всю домашнюю птицу горожан. Неадекватность их поступков можно было объяснить только полным отсутствием у оных лиц мозгов. Слыхивал я о дистрофиках, что они самые забавные по жизни типы, а при сильном ветре, вообще—улётные. А ведь убедили они меня в том... Убедили. С Анабель же мы случайно.. познакомились на пляже. Это была девица с поджарым, цвета шоколада.. телом, которую сравнить можно было с курой—гриль на вертеле. Виляя задними, с хорошей амортизацией полушариями, она прогуливалась по пляжу, стреляя по сторонам своими раскосыми глазами, да стрекотала о чём-то.. своём—девичьем, всепожирающе глазея на спортивного вида ребятишек. Я же пред собой видел сексуальную экстремалку, почти не понимая эту обрусевшую иностранку, которая на русском изъяснялась меньше, нежели на языке Эно Рауда. Зная всего лишь четыре языка—русский, язык Ветра, язык Музыки и большой Любви, я понимал эстонский так же, как и монгольский матерный, а потому сидел с ней и лишь поддакивал. Со стороны, видимо, казалось, что я кий бильярдный заглотил, так как мычал, яко бык мирской в охоте. Приходилось лишь отшучиваться. Я не был в восторге от девицы. Нет, не по нраву она была мне, так как походила Анабель на океанскую камбалу. Ну.. до того худа и плоска была, будто с той развратной «рыбкой» сам зубатый и усатый кашалот покувыркался в море Балтийском... И не единожды... В бревне, которое Ленин единожды тащил, надрываясь на субботнике в революционной Москве, и то пластики было больше, чем у неё. Да и грудь ничем было не скрыть. Так, лишь видимость оттиска лифчика на плоскости и ничего привлекательного—зрелого юношу заводящее. Ну, не хотел я сближаться с Анабель, ибо видел перед собой лишь избалованную судьбой и крайне уставшую от удовольствий.. сексуальную пиранью. При огромном богатстве иногда случается такая депрессия... ПОжили—знаем... Конечно, можно было изменить уставу воинскому и своим правилам с той богатой куколкой, да приснилась в ту ночь мне тухлая селёдка, почему я поутру и опечалился очень. —Недаром всё это!.. К беде! Вещий сон! Злой рок!—говорил я приятелю, почуяв в предстоящем знакомстве с Анабель какую-то беду, совсем не желая пред экипажем конфузиться. Задвоилась мнительность моя... Задвоилась. В экипаже были наслышаны о богатой наследнице «Анабельке» и её разгульных выходках в том городке. Поступки девицы не соответствовали светлому образу строителя коммунизма, а потому я не мог никак понимать и приветствовать её блудодейство, как-то оправдывать её сластолюбие, и тем паче, поощрять её развратность. Ну, не дурень ли... И всё это благодаря замполиту нашего экипажа Носачу, который на совесть исполнил свой партийный долг и пропитал наш юношеский мозг утопической идеей какого-то светлого будущего, под названием—"Коммунизм"... По велению партии нашей направляющей и рулевой, я готов был броситься с пирса в ледяную воду моря Баренцева и охранять с луком или рогаткой в руках от мнимых диверсантов до потери пульса наш атомный подводный крейсер стратегического назначения. Мы же, флотские.. здоровые ребятишки жили тогда силой духа, силой правды и силой совести, посматривая с недоумением и презрением на тех завистливых, наглых, корыстолюбивых типов на Флоте. Да и не место было мне с Анабель в одной музыке. По приказу какого-то идиота в форме, матросам разрешалось таращиться лишь на мусульманок в чадрах, но никак не на представительниц местной богемы. А ловеласы офицеры, словно в летаргическом сне пребывали и грезили о чужих миллионах и несметном богатстве дочери своего же сослуживца. Вспомнив о своём сне, я покинул пляж.. не попрощавшись... По английски... Как говорится: «Ушёл я от неё походкою морской, пока передо мной асфальт не заштормило!»... Только после демобилизации я наслаждаюсь жизнью, ибо лишь Господу нашему известно, когда она закончится. Мы же.. вне этого информационного поля. Откровенно омерзительная таки история. Уши горят, щёки рдеют и подозрительно начинаю заикаться—чувствуя, что поносит кто-то меня матерным словом. Но что было, то было и не описать то.. моё—флотское.. хотя и далёкое, я никак не могу. Аминь... |
|
|
| Всего комментариев: 1 | ||||||
| ||||||
