Главная » 2012 » Декабрь » 22 » Ментовский беспредел
19:37 Ментовский беспредел |
| Судьба играет нами в прятки, а Бог играет Судьбой! Для кого-то, из-за острой недостаточности сказочных событий, жизнь — сплошная скука! Но не для меня! Услышав чрез стену в соседней квартире протяжный и заунывный голос младенца, орущего на разные лады без устали, я искренне порадовался молодожёнам и воздушно–бескапительным путём передал мысленно им респект и поздравления. В дрожь меня до сего времени бросает это убаюкивающее на ночь сонное нытьё мамки новорожденного: «Ути–пути–мути!»… Ноне смешно и непривычно слышать уже этот орущий круглосуточный детский протест, будто их чадо пожизненно облачено родичами в смирительную рубаху. — Пестуйте, нянчитесь, растите теперь вы — мать вашу! Да, только уймите мальца—горлопана своего, чтоб послеобеденный и утренний сон мой ни в коей мере не нарушался. Время течёт и изменяется, ибо теперь их черёд настал вскармливать детёныша. Неведомо мне… Неважно, когда и откуда к ним прилетал аист, а капусту то на рынке закупают, следовательно, не на грядке найден, и гляди-ка, как сперматозоид прижился, а ведь всё друг на друга вину валили, кто из них бесплоден... Надо было обоим меньше по сеновалам, да лесочкам ховаться с октябрятского возраста, да аборты делать, чтобы ветром не качало. Как бы у них ни было, пожелал соседке терпения и сохранения брачного союза. Нет—нет!.. С молодайкой я даже не обнимался. Да и не слышал, чтобы муженёк её болел лосиным гриппом, ибо точно знаю, что шляпа цела у него и без повреждений, характерных… при изменах. Был бы лишь толк от этого орущего субъекта в семье, а то уродится кровосос — ни учиться, ни работать, ни семью содержать не сможет, да ещё и при нынешних правителях, кои не могут организовать что-то похожее на комсомольскую стройку, типа БАМ и не сплавят туда всех избалованных безработных и тунеядцев, чтоб на шее своих родичей не сидели. Вы смотрите, граждане, какая ныне то сложилась закономерность меж родителями и их детьми... Если раньше последние, сломя голову, бежали с яранги или чума своих родителей и создав семьи, соглашались лишь навещать их одинокое жильё на несколько часов, чтоб показать своих орущих, либо уже повзрослевших чад. И, не задерживаясь, назад к себе — домой, чтоб своей семьёй встречать уже завтрашний день. А что нонче происходит... Ведь подрастают.. растут детки, а, скажи, не взрослеют... И самим некомфортно жить — не побегать нагишом ночером друг перед дружкой, возбуждая себя до неприличия, либо возместить зло и скопившуюся дневную усталость на подушках, летающим из одного угла горницы в другой, ни, тем паче, родичам не дают встретить достойно старость под капельницей, но в тиши. Посмотришь, так опять возврат в прошлое: новые коммуналки, где две хозяйки никак меж собой никогда не уживутся, хотя обе, вроде, одной группы крови — вот и новая вам озлобленность между некогда родными людьми, воюющих, как и прежде, за квадратные метры, но никак не за сохранение семей. Однако... Рождение ребёнка — это счастье, но я с горечью вспоминаю тот январский день, когда несколько отпетых ублюдков обломали мне светлый праздник, когда я, впервые, должен был радоваться явившемуся на свет нашему чаду... Саратов. Построение коммуны — светлого будущего всего человечества. Ночь!.. Мы беременны... Шестое на седьмое января... Девятый этаж жилого дома. Лифт в подъезде мёртв. Спускаюсь вниз, так труба у телефона—автомата вырвана с корнем. Бегу к соседнему дому... —Алло, тётя! Беда!.. Начались жуткие, просто ужасные схватки, чередуются с невыносимыми у нас болями!.. Мы рожаем! Так быстрее же!—кричал я тогда.—Супруга, говорю, желает порадовать как меня, так и Христа нашего в День его Рождения!... —А воды-то отошли?—спросила меня сонным голоском бабуленция—вамп… Этим её вопросом я был просто размазан по асфальту... —Hе понял!.. Где? Как?.. В смысле? Какие ещё воды!.. Я день зачатия не помню, а вы про какие-то воды толкуете и куда же должны отойти они? Я же не клоун на новогоднем маскараде!.. —Супруга.. рожает.. мать вашу!—заорал я тогда, совершенно не осознавая необходимости в её вопросах и не понимая смысла — с кем и на какой предмет та бестолочь, вообще, женским баритоном разговаривает, если я срочно вызываю карету и только её, чтобы роженицу доставить в роддом, а не вести полемику о каких-то водах. Ночь... В общем-то, я не обиделся... Что может быть хуже, ежели вам звонят в час и желают доброй ночи... Но я решил, что на другом конце провода меня просто не слышат или спросонья не поймут и дурачат. Вопрос дамочки—врачихи был для меня загадочнее чёрных дыр во всей нашей Вселенной. Мой мозг отказывался воспринимать её словоблудие. —Не морочьте мне то.. место! Это вам не светский раут с поднесением алкоголя!—крикнул я в трубу медузе, как, надысь, на Болотной истерично разрывалась от воплей Ксюха Собчак, развлекая публику, похожую на нынешних оппозиционеров.—У вас никто из родственников никуда не уехал — все ли они дома?—спрашивал я тётку—перестарку. —Я вызываю «Скорую» и не намерен вести глупую с вами беседу!—кричал я, ибо не знал, куда и на кого моментально выплеснуть накатившую на меня злость, которая просто душила от никчёмно—глупой, как представлялось тогда мне, перебранки. —Пригласите к аппарату кого-либо из взрослых! Пусть он скажет — отошли ли воды у вашей роженицы!?—хихикая, талдычила в ухо, не стесняясь крутизны выражений, та темпераментная медуза. —Да вы изволите надо мной надсмехаться!—крикнул я, бросив трубку, ничего ни хрена не кумекая, но таки побежал спросить супругу — про какие воды меня вопрошают. Влетел коршуном на свой грёбаный этаж номер — девять, остопылившего уже мне города, этой страны чудаков, будто меня бескунак с Казахстана по пути подгонял и сообщил о разговоре супруге. Вот так чудо—чудное, диво—дивное! Ладно — я профан.. в деле рождения младенца, так даже родная мне роженица не понимала меня, что от неё требуют... Наконец, пораскинув умишком, вместе выяснили, что воды отошли.. и уже давно. Вновь вниз... —Отошли!—уже ору я той зануде. С таким равнодушием я ещё никогда до того не сталкивался. Инфаркт мне не грозил — молод ещё был, но боялся, что какой-то тик просто хряпнет.. долбанёт на тех ступенях, по которым я носился до девятого и обратно. —Нет здесь глухих! Выезжаем! Ждите у подъезда!—наконец, сказала мне ледяным в ночи голосом суровая тётка. —Ждём-с!—сказал и я гестаповке. Что мне можно было понять с её слов... Трынделка!.. На то она и трынделка по жизни, чтоб можно было, иногда, потрындеть. Дождались.. наконец. Поехали... Не знал я, что роддом находился в трёх кварталах от Глебычева оврага, с улицы Посадского, где мы тогда вили с супругой своё гнёздышко. А вот, наконец, и спасение ... Всё, приехали — лишний я уже здесь... Мне запретили ожидать в приёмном отделении, а не токмо присутствовать при родах нашего первенца, тем паче — снимать, как снимало своего ребёнка звероподобное существо Никитка Джиргурда, коего из леса то на люди страшно выпускать, а его в родильное отделение впустили. Одним словом — артист! Взял, да и выложил в сеть интернета всё то, на что и смотреть-то неприятно, нежели не сказать больше... Ну, не дурень ли... Три часа ночи... —Без женщин нельзя на свете жить!—иду, напевая тенором что-то из "Сильвы" Кальмана с шубой и шапкой женской в руках, торопясь в постель, ибо меня валило с ног от усталости и переживаний. Ох, эта безумная, безумная ночь с момента, когда «у нас» начались схватки. Иду.. главное, совершенно трезвый, так вжик.. визг шин — мигалка ментовская подкатывает. Тут, как тут — на живца!.. Вот так прогулялся... —Мать вашу.. в валенки, да на босу ногу!—сказал я, предчувствуя что-то неладное. Действительно, пара краснопёрых, видимо, гопников со стажем. Я тормознул, оцепенев от чрезмерного к моей личности внимания. Фонарём в глаза светят, слепят.. и давай меня пытать. —Стоять, ктой-то ты такой и куда мы направляемся?—горлопанил один. —Ну, наконец-то, поймали того, кто шапки снимает по ночам!.. Кого это ты подраздел на сей раз дружище? Откуда шубка у тебя ничего.. и совсем даже не цигейковая!.. И шапчонка, вроде как, с витрины лавки, на кроличью не похожая! С кого это мы ныне сняли!?—спросил другой, налетев коршуном. Право, аки бандюки с большой дороги. И сразу начали осматривать одежду супруги моей. —Був я жлоб, теперь я мэнт, предьявите докумэнт!—выпалил я и начал угорать, вспомнив эту поговорку хохла—сослуживца. Недаром ведь они ботинки снашивают... Каждая мошка, каждая тля имеет своё место в этой жизни на сосуществование!—подумал я тогда. А выслушав все, ничего не значащие для них, версии транспортировки мной женской одежды, отпустили... Однако.. вещички, наглым образом, прихватили с собой, ехидно ухмыляясь при этом. Затравленно озираясь по сторонам, эти безмозглые, отпустив машинку, ломанулись от меня на другую сторону дороги, как напуганные бегемоты, будто моей Светлости и в природе не существует. —На лошадях, видно, перед Рождеством накатались, дык.. решили приколоться над прохожим!—подумал я. И некоторое время плёлся за ними, как быстроногая черепаха. —Аллилуйя!.. Да не тут-то было.. Возвращать вещички никто мне не собирался и, сообразив, что моей супруженьке более не видать дорогой для неё одежды, а выписывать из детородного дома придётся её в соседской одёжде, типа «аля—фуфайка»—встрепенулся я, ненароком, и тут же взбрыкнул. —Эй, законники!.. Вы бы вернули вещички моей супруги, да я пойду домой!.. Найдите себе кого-нибудь поглупее!—наехал я на ментов и всю правду—матку полновесным словесным потоком выложил. Хрен ли — студент юридического, тогда уже возомнил себя — прокурором всея Руси. —Дело ментов — зенки залить, да карман валютой набить!.. Попросил бы не разбрасываться своими невежественными мнениями направо и налево — верните одежду и я ничего не видел!—экспрессивно высказался я, походкой зомби следуя за ними. Но у расплодившихся коварных уродов были свои на то козыри, шутки и принципы, а уж.. про культуру и вежливость не стоит и калякать — не поучала их тому мама в детстве далёком. Мужланы, мерзко хихикая, так и шли, посматривая бесстыжим оком в мою сторону, всё проявляя интерес и делая ставки: «Сбегу—не сбегу!».. Предоставляли мне реальную возможность скрыться от них в любой удобный для меня момент. Казалось бы — делай ноги оттуда... Не ерепенься... Так, другой вопрос — ужель им одежду дорогую подарю, да и что супруге затем мог я сказать. А вот далее — не по Станиславскому... Картина маслом... Шишкин лес!.. Посмотрели на меня слуги народа удивленно—презрительно, как на нашкодившего в лагере «Артек» пионера, да и закрутили ласты назад, препроводив в обезьянник Октябрьского ОВД. Вот, тогда только по моим телесам, словно табун холодных мурашек, пробежал... И оказался я в позе волнистого попугайчика Кеши, которого посадили на ночь на раскалённую плиту. —Вот она ментовская толерантность!.. Обалдеть можно! К ветеринару, видимо, давно не обращались! Для вас преступление и наказание в одном флаконе!.. С вами скрипнешь иль ласты склеишь молодым!—высказался я им вслед. Но более доставать их не стал — ведь беспредельщики, вполне и в бубен схлопотать от них можно было. Но ничего страшного... Да простит их Господь, ибо не ведают эти типы, что вытворяют!—произнёс я уже в дрёме. Ведь тот, кто угнетает, делает других ещё сильнее... И только под утро я был вызван из кутузки на допрос дежурным следаком. Это было ещё то чудо, ещё то создание — лилипут лилипутом, со своим атрофированным мозгом, с плешью на всю башку, но доставал меня голосищем Шаляпина. Весь круглый, нескладный, как песня Кобзона «Врагов сожгу родные хаты!».. Только, в отличии от него — мелкий очень, в метр пятьдесят роста.. но при фуражке. Так себе... Даже не мусор — мусорёнок с нетренированным и скукоженным тельцем и сражёнными тупизной — мыслями... Иначе и не назовёшь. У этого красномордого существа выражение физиономии было довольно счастливым, но несколько дебильным. В память мою врезались огромные и блестящие, яко у жабы во хмелю — глазищи, да уж.. не по пять ли рублей в металле. Посмотрел я в его нахальные очи... Ну, как есть — зажравшийся кот, выписывающий по отделу кренделя своей откормленной задницей, будто исполнял стриптиз в эротическом шоу с налётом театрального пафоса, драконивший ментов—одиночек, у коих слюни текли, как у голодных псов на псарне при виде смачной косточки. Был он схож с зайцем—беляком, которому выстрелом на охоте, случайно, повредили детородные под хвостом причиндалы. Объяснил ему — отпустил... Я даже немного зауважал тогда его; так удивился, будто соседского Тузика мои друзья покрасили зелёной краской. Но рано было радоваться... Ежу понятно, что просто так ничего в их учреждении не делается. Точно... Поставил недоношенный до безобразия карлик условие студенту — затарить его портфель и назавтра поднести к обеду в отдел. Да уж.. не ящик ли пива он требовал!.. (Запамятовал уже.) —А почему бы и нет!.. Нет проблем — не пальцем же делан! Верните меня только в лоно моей семьи!—обещающе выпалил я и задним ходом рванул из кабинета — от того плюгавенького дрища. В голове не укладывалась его чрезмерная наглость. Видимо, в его башке был один маргарин, не иначе... Дошёл до дежурного... —Как же! Шас! Сучий потрох!.. Любую прихоть, но не за мой счёт!.. Я вам не мальчик—колокольчик на подхвате по фамилии Дзинь—Дзинь! Вурдалаки, обожрались, верно, мухоморов здесь!.. Ан, хрен дождётесь!—крикнул я без привязи дежурившему псу. Тот сидел за перегородкой, словно нахохленный воробышек на жердочке и сверху затравленно смотрел на меня и задумчиво чесал свою репу. Видя, что из его ноздрей при этом резко повалил дым, а глаза загорелись красным семафорным цветом, я понял, что пора линять. И пока духи не вмешались в мою жизнь и тёща порчу не напустила сдури, хлопнул резко за собой дверью и.. наутёк... И только на свежем воздухе успокоился — период мракобесия в отделе для меня закончен, но за что меня Господь в тот, казалось бы, радостный для меня день, наказал — я так и не понял. Учился и жил, вроде, достойно, никому не мешая, но судьба—злодейка распорядилась по-иному и выкинула тогда такой вот фортель. Но вот я на свободе... Настроение не только поползло вверх, оно прорвало тогда меня на дикий ржач... Истошный вопль и моя нескладная фигура, бегущая не разбирая дороги, пугали саратовский люд. Но не отбежав и ста метров, я размахнулся и отправил кожаный портфель дебилика—вымогателя в направлении — "по ветру", куда летела наледь с обледеневших деревьев и падали на землю оглушённые моей радостью нахохрившиеся воробьи. С таким беспределом до того я ещё не сталкивался. Никто ещё так предо мной хлыстом не щёлкал... Чем дальше по жизни, тем больше я видел тот беспредел, с которым, как мог, боролся. Никогда я не мстил подлым ментам, но всегда куражился над этими архаровцами, впоследствии, и при их виде всегда чесались, почему-то, кулаки. Скажу откровенно — ни у одного из них в глазах проблеска разума я никогда не видел, будто букварь они не учили, а скуривали его, не доходя и до школы. Но есть вещи, которые вам лучше не знать, чтобы не портить себе настроения... Можно разжалобить памятник, но только не наших законников. Всегда только довольно вежливо спрашивал:"Как же вы живёте без мозгов-то!".. А ответа не получал... Изгнать бы хотелось из этих дармоедов дьявола, хамов этих по-хамски бы надобно было учить, но то уже не моя миссия. Послал я просто всех недоброжелателей своих туда, где они бы находились больше, чем я во все дни на свежем воздухе. И пошёл я на радостях, да чуть ли не побежал вприпрыжку сначала домой, а оттуда — в родильный дом, чтобы иметь счастье созерцать родившееся очаровательное и родное для нас Создание. Отныне, мы живём в том мире, где нет морали, а потому просто надобно быть счастливыми. Ибо жлобы этого не переживут... |
|
|
| Всего комментариев: 7 | ||||||||||||
| ||||||||||||
привет 