Главная » 2017 » Апрель » 12 » Красные Шапочки
23:59 Красные Шапочки |
| —Страшное, мужики, это дело — рожать детей! —Наверное… —О, Господь Милосердный! Благо… хоть со всеми Святыми отвели нам, мужикам, иную, на земле этой грешной, роль! —Аллилуйя! Да будет воля Твоя… Помнится, дружок, врач-гинеколог Сердюков…решил мне как-то, ночерью, устроить экскурс по гинекологическому отделению. При этом, взял и, вроде как, случайно… завёл посмотреть на одну из местных куртизанок. Всё бы, знаете ль, ничего — лицезреть рожениц… и даже с радостью, но мы вломились в кабинет во время производства — аборта. —Ой-ля-ля… Это вам, врачевателям, ничего… Отож. А я таки опешил, оторопел — остолбенел. Ага… аки пионер. Видел ли я что либо… иль не видел. Конечно, уловил, кое-что, одним глазом. Это как же, скажите, надо было вообще сощуриться, чтоб ничего не увидеть… и не осмыслить. —Я же, братцы, не с ленинским прищуром глаз уродился. Усмотрел даже то, что руками нельзя трогать. И я, гражданочки, не смог выдюжить той экскурсии до конца, не мог, признаюсь, выдержать онаго боевого крещения. И как колос на глиняных ногах, с головокружением и мошками… в глазах, я зайцем бешеным бросился с того кабинета, я зверем раненым скаканул от той дыбы, на которой возлежала красотка. Прочь… и по синусоиде. —Отцы Святые! Я месяц после той экскурсии чесался в самых нескромных местах, боясь, что на глазу том, который что-то видел, чирей вскочит: не ел, не пил… и ни с кем не общался. В ложе. Страшно, братцы, это. Ну-с, как, к примеру… выход с атомного подводного крейсера на поверхность моря — через торпедный аппарат. Нет, пожалуй… пострашнее. Страшнее. Доселе, знаете ль, не избавиться от скабрезных мыслей о той развратной и юной его зазнобушки. В кресле. Но тогда… и я многое узнал: что не только, оказывается, на бирже, курс доллара так неожиданно резко поднимается. (Ой, как густо я умею краснеть.) Уже давно перевели отсюда моего дружка в мегаполис, а я до сих пор не знаю: уж… не загонял ли Николай Иванович на сей опасной работе себя — до инфаркта. Непристойно, знаете ль, вообще, присутствовать сторонним лицам в столь интимных местах, где только нахалы и могут топтаться, типа импульсивного Джигурды, да, при том, ещё и снимать фильмы. Ну-с… ему то простительно. Дурак дураком. Отож… Со справкой. Ноне мне должно быть до всего, как бы, перпендикулярно, но моя гражданская позиции даёт основание всё же — побунтовать по поводу корявого и однобокого освещения нынешними ТВ и прессой — событий в мире и стране. Ведь, не далее, как намедни… На страстной неделе, взяли и опубликовали, что одна из выпускниц ведущего лицея Новосибирска лишилась, видите ль — девственности. —Эка, скажите, новость! Сколь их ноне в кабаках и пабах… лишают. —Служили, расследовали, обвиняли, судили и оправдывали. Знаем-с… В пятницу, глядишь, одна, забыв про маменькины наставления… и свист папашиного хлыста, в машине утратит; в субботу, смотришь, другая, широко зевнув, на даче её потеряет. А как новогодние праздники, только убеждаешься, что и… последние, коих до того часа Господь с родичами сберегали — от сглаза, девичьей чистоты лишатся. Мне то страшно, а они, вишь ли, и там… и сям теряют. Право, Маши-растеряши… какие-то. Капитализм, знаете ль, дикий: наркотики, разврат. Это надо же… превратить нормы морали и нравственности — в товар. Думали ль, мы об этом ранее. Так, некогда нам было, ибо по завещанию Ильича, мы Коммунизм строили. А ныне всё так, скажи, просто… буднично. Динамично. Будто Красная Шапочка, знаете ль, шла с пирожками… лесом. С песней: «Я лесом шла, шла, шла — пирожок нашла. Я села и поела… и дальше пошла!»… И наконец, дошла. А завидев гнев бабушки за ледяные в лукошке пирожки, испугалась, разоткровенничалась и, давай… признаваться затухающей уже старухе, что она и не девственница вовсе. И давно. Ага… И честь, мол, потеряла по пути и — совесть, дескать, тоже. Вот тут то и встаёт чернышевский вопрос, что делать. И ведь ни один из Соловьёвых на ТВ толком не выяснит, что в том заведении, учебном, мог быть и выпускной, где ноне открыто таких глупых дурёх в гальюнах насилуют; ни один из Норкиных не установит, а не было ль от оной дошлой девицы объявления на сайте — о продаже ею своей девственности… залётному, какому, магнату. Это же теневой бизнес, приносящий огромные барыши. Только и знают, что страх на люд расейский нагнетать, дабы Государю пенсион старикам не повышать. Знать, припасы надо нам запасать, да про спички не забыть, ибо так и сплачивают, так и организуют нас: и бедных, и богатых. Десять раз, скажи, на дню. Извиняюсь, однако… и негодую вместе с котом Василием. И дело даже не в том, что кого-то из преподавателей залюбила та ранняя и похотливая, по весне, птаха, а в том, что она за своё удовольствие — в аудитории, ещё и отсудила у больнички около пятидесяти тысяч. Оно хоть и рублей, а на дороге то, поди, не валяются. Чей, не конфетные, знаете ль, фантики, а денежные купюры. И налом. Ну-с… не стерва ль, скажите, не зараза ль. Забавляется… вишь ли, ноне. Потешается. Это какой же надо быть прагматичной финтифлюшкой, дабы надуть всю клинику… с ихним безмозглым главврачом и, ни черта не видящим, гинекологом. Ведь юная особа возложила всю вину на подслеповатого врача. Да, эта девка, так в суде и заявила, а потом… и бузить стала, что, мол, во время осмотра, тот бабский угодник — Каллистрат, находясь в подпитии, в клочья ей порвал-разорвал, пардон-с, девственную плеву. Тот, дескать, преступный элемент с пьяных глаз и не мог соображать, какой инструмент использовал… при том. Мерзавка… чёрт возьми. Свистулька ветреная. Расстроен я сим, чрезвычайно-подлым, и даже омерзительным поступком оной стервозной мадемуазель. Нет, эта развратная особа в жизни не пропадёт, но обидно же, братцы: и за врача, и за больничку. За государство… в конце-концов. Получили все, что называется, ни за что ни про что — по носу. Щелчок. Уж… не теряем ли мы нынешнюю молодёжь, что вот так, одна хамка, сумела, на голубом глазу: оболгать, унизить, уничтожить, простите — бабского врача. Может он перед осмотром и хлопнул. Да и как не накатить, коль вредный цех. А на такой тяжёлой работе, знаете ль, пьют даже фонарные столбы. А роды, это, братцы, тяжело. Наверное. Конечно, посадить древо или свить гнездо для любимой — тоже тяжкий труд… Не в шалаше же, право, жить. С атташе. Однако, для матери, это всё — второстепенно… На втором плане. Главное, для неё малыш… и, верно, супруг. Ну, таки, понятно, что женщины у нас роженицы. Матери. А как, позвольте узнать, можно обозвать того или иного прохвоста, который, зачав дитятко, ураганом срывается от одной смазливой мордашки к другой — галопом, отрекаясь в дальнейшем… и от своего ребёнка. Это же, подлостью, вроде как, называется: по отношению к любой женщине. Сволочь. Альфонс. Хвост бы ему, стервецу, накрутить… по полной; задницу мерзавца с его причиндалами — в мясорубку… и на фарш. Кобелям. Нет, я бы ни в жисть… не бросил, а наоборот, был рад, узнав, что где-то — в Латакии, живёт моя красотка-доча с наследным принцем с Абу-Даби, у моря… в дачном домике с беседкой. А главное — в любви и согласии, конечно, ожидая меня… с нетерпением. Мы то, братцы, с вами прекрасно знаем… насколько уникальны женщины своей обаятельностью и шармом — весь мир отдыхает. Это самый сильный для нас наркотик, который хоть каждый час, повышая дозу, потребляй. Только не такие, знаете ль, типы. С гнилой душонкой. —Не моё,— кричит ирод, — дитяти. И быть моим не может! Да, мы с вами, гражданочка, — заявляет, — конечно, дружились, но не до такого уж… и восторга, и исступления — в ложе, чтоб о заражении вашей утробной полости — плодотворными: бациллой, микробом или вирусом заявлять… Негоже. Не к лицу-с… вам! — заявляет тот хлыст. —Отож. Знаю,— говорит,— я с пелёнок, эти ваши разные штучки–дрючки. Знаком я с яслей про всякие ваши уловки, хитрости и выверты. Вам туточки, никак меня не оконфузить, ибо не пальцем я делан, да, к тому ж… и дед у меня образование бабского врача имел! А станете, — молвит, — излишне привирать, приставучи ко мне и, быть надоедливы-с… то я сейчас вот дуну ртом в свистульку, и будете вы иметь дело с органами. С жандармами… в погонах. Оно и понятно. А почто, скажите, оному блуднику связывать свою судьбу с какой-то скандалисткой, нежели нынче в обществе так распространён — гостевой брак, который никак нельзя не приветствовать. А почто, поясните, современным ходокам жениться, коль в том нет никакого смысла и необходимости. А при наличии микроволновки, стирального автомата, настольной пекарни и… прочей бытовой ерунды, да с пышногрудой соседкой, роль занозистой супружницы, этой ворчливой и вздорной, пардон-с… бабы, практически, угасает. А если она, к тому же, с хвостом — чужими детками. Двадцати лет. А ежели она ещё и… с прицепом — сварливой пилой-тёщей. А прикинув всё это — к носу, таки… можно этого прощелыгу и понять. Тут, братья-мужики, каждый задумается. Все мы, по своей природе, полигамны… и любим разнообразие. Ведь этот пол, который женский, обладают удивительным притяжением, что мимо него пройти невозможно. А на ёлочную мишуру посмотреть и хвою носом понюхать можно и у соседки Ленки. По-разному, в нашей местности, этих поганцев кличут, но в основном — кобелями. И они не обижаются. Нет-нет… А что им на неласковый звук собакой реагировать, коль бытуют, как в малиннике, да и спят чуть ли не со всем колхозом. Хотя, по-всякому… наши сограждане оных паршивцев-ухажёров именуют. И потаскуном могут обозвать и, пардон… сиськоловом, а могут и насильщиком окрестить. Дак, как только юбочников тех не клянут… наши бабульки. У подъездов. Сказать вам, таки боюсь травмировать ваши перепонки… и неготовые, к оной тяжёлой бомбардировке, уши. Завянут. Как, скажите, можно терпеть то, что тебе преподносится от Лукавого, сообразно чего и роды певички — Пугачёвой я должен воспринимать за эпохальное, в жизни, событие. Эти придворные шуты, гороховые, очертенели поди всем. Градус возмущения просто зашкаливает. Смотришь… а они чумятся над массами, а я, хоть прибей, не могу понять всего процесса оплодотворения старушки; никак не могу сообразить, что это за такие пестик с тычинкой, о которых десять лет нам талдычили школьные умники, чёрт бы их прибрал, сотворили чудо-чудное… диво-дивное. Хотя уж… сей то процесс нам ноне прекрасно известен, как засолка китайских огурцов. В кадушках. Объяснили бы доступно хотя бы нам, мужичкам, гражданочки. Без мата. Это как же надо, пардон, тужиться и пыжиться, дабы сразу двойню уродить. Не понимаю. Всё бы ничего… но ведь это, христиане — на закате жизни. Это, граждане — на пенсии. Галкин, поди, тотчас, в пляс пустился… а я с народом, к примеру, до сего дня — в прострации. В шоке. Это ж… надо так разродиться. Чудеса. Чей не яблоко, вот так, укусить-надкусить, пожевать-разжевать и, из-за щеки — плюнуть-выплюнуть… Нервами от их неестественных чудачеств и необдуманных действ заболеть можно… или сердцем. Это, всё же — дитя. Мыслимое ли дело… С головкой, ручками, ножками и другими, своими, особенными причиндалами. Да к тому же — не одно, а множьте сразу — на два. Столбиком. Видел я в жизни и ректоцервикальный способ осеменения тёлок. Да не хи-хи… а по работе. Проверял. А вот появление деток у четы Галкиных мне совсем не ясен. Нет, не понять мне оного разврата и, связанного с этим процесса воспроизводства населения. То ли было в наше время… в период построения Коммунизма, когда хоть зачинали деток по-нормальному… без куража, развязности, помпезности, да беспардонности. На на сеновале… или в копне свежескошенного лугового сена. Ах… душа зашлась. Сердце то как, чувствую… бьётся, что того и гляди выскочит, переломав, к ядрёной фене, все рёбра. Бог тому свидетель. Нет, пойду-ка… я воздуха глотну-заглотну. А мадемуазель та, что с периферии, вкупе, с районным судом, верно, научили работников Министерства здравоохранения должным образом относиться к своей профессии. Для нашей страны компенсация морального вреда в размере пятидесяти тысяч — заоблачная, что человек не всегда получает в возмещение, оставшись без одного, скажем, откушенного собакой уха… или отпавшего, по гадкой болезни, носа. А такие вот: ушлые и шустрые девицы, на выданье — с пониженной социальной ответственностью, продолжают прекрасно жить и вне публичных домов, не достроенных в нашем мегаполисе Губернатором Аяцковым, испытывая удовольствие и… на трассе. И на Большой Казачьей. И в замужестве. Всё, гашу… к чертям собачьим, телевизор и плюю на прессу, ибо оконфузились те общественные глашатаи правды и справедливости в моих честных глазах и, берусь за «Анну Каренину»… Может спасу какую-никакую, запутавшуюся в жизни девчушку, и мне то — зачтётся. На Небесах. Пошёл я к вокзалу… ближе к народу. И рельсам. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |