Главная » 2016 » Август » 28 » Было и у нас детство
08:25 Было и у нас детство |
| Только сейчас начинаю разуметь, что долго, по всей видимости, обдумывался сценарий моей жизни бездарным юмористом. Волки б... его, тамбовские, в перелеске задрали. Все планы, к чертям собачьим, попутал, оставив, вместо пяти козырных Тузов в моей колоде — один. А что прикажете, граждане, делать... Так ноне и доживаю с им начертанным, грустным «капиталом»... Хотя и писался сей опус в праздник, отмечаемый народом Великой, но сказочной Руси с её непредсказуемыми Монархами — в День рассеянного Склероза, я лишний раз убеждаюсь, что нервные волокна головного мозга ещё не совсем поражены. Так, в отличии от своего внука, могу безошибочно назвать имя нового, тайно вами избираемого — Государя Всея Руси, что даже Паша Глоба со своей благоверной, и шаманами Всея Бурятии, узнав результаты, таки ахнут от моих выводов, просто рухнут от онаго заключения оземь... Но это по секрету... Бывает, на удивление, такое с памятью, когда вчера, к примеру, послал я соседку Бушину полем и лесом, далече и надолго — ноне и не припомню, а вот как баловали с дружком своим в школе, что документальный фильм в записи — просматриваю. Может потому, что я из поколения тех, кто перед сном разглядывал не картины девчушек неглиже в ноутбуке, а сучкастый потолок, мысленно рисуя нагую на нём девичью фигуру, пока Богиня Дрёма с Богом Сна, покровительствующие детским и юношеским мечтаниям, не забирали меня в свои объятия. В общем, могу доказать, гражданочки, что говорить о том, что я изрядно тронулся... головой — в сторону стойкой паранойи, преждевременно, а потому сыном падшего Ангела призываю: «Терпения вам... за само моё существование на этой грешной Земле!»... Судя же по историческим, нашим детским воспоминаниям — не избалованы мы были походами в театры, да и на индийское кино редко попадали — всё на поводке, да короткой узде у взрослых; не приходилось посещать мне тогда и питерского Летнего сада… с его обнажённой архитектурой на Мойке. Если же, иной раз, и попадали в кинозал и видели Рама с Шиамом… то после просмотра сразу начинали петь и отплясывать — вприсядку, копируя бабкиных героев, да разыскивать в толпе базара смуглых сестёр, непременно — с родинкой во лбу… и открытой, не кормящей, красивой девичьей грудью. А что мы, вообще, видели… А ничего! И знать ничегошеньки не знаем. Век живи, век учись… Вот, более полувека прожил, а всё не понимаю — с какого конца начинать яйцо чистить… Ноне же, слышу в сети разгорается спор по поводу удаления обнажённой фигуры Давида с улицы от одного из образовательных учреждений Питера, из окон которого, видите ль, видна спина, плавно переходящая в филейную часть скульптуры. Эка новость! Вот уж... невидаль! Нам бы в детстве проблемы тех питерских ребятишек... Вопрос, конечно, спорный, но не до такой же степени, чтоб на всю матушку—Русь сор из северной столицы выносить... Ужель на месте нельзя его решить. Хоть Давид и Царь, то Царь он — бывший, нынче и без него царствующих особ на Руси хватает; а задница то она у всех, вроде как… одинакова — человечья! Она хоть и каменная, да из мрамора, но как ты на неё ни смотри, как её не называй: она была, есть-м… и будет — задницей. А с другой стороны, да занавесь ты, наконец, окно, либо поставь на подоконник глобус… и смело пролагай маршрут до гейзеровых бассейнов в Йеллоустоунском парке. Какого чёрта по окнам то шастать, если профессура тебя знаниями пичкает, а всё твоё внимание обращено лишь на пятую точку того каменного изваяния… Это же не совсем, граждане, нормально. Это же совсем, гражданочки — ненормально. Тут, видятся мне, происки похотливых студенток, требующих развернуть скульптуру к ним — передом… Не иначе! Начитаются сказок Саши Пушкина — таки тянет их на эротические фантазии. Не понимают, что от онаго действа спор лишь усилится… но никак не прекратится. Не для того СМИ сей скандал раздували, чтобы тут же его и потушить. Вспоминая же наши детские забавы в ручной период докомпьютерной эпохи, просто диву даёшься, что мы, в их годы, занимались подсчётами перелётных птиц. Иногда, правда, за птюху с маслом или рупь мелочью… мы отслеживали, заодно, и перелёты медведок, вылавливаемых инвалидом Назаром. Да, бывало и такое, что безногий соседушка выливал из нор на своём участке ту клешнёвую мразь, и… через забор к пенсионерке Кучиной Дульсинее — в огород. Отож… Не кумекая, при том, что прожорливая та дрянь возвернётся к нему — обратно, да ещё и с добрым приплодом. Так, пополняя доходную часть своего бюджета, мы ещё и умудрялись углублённо заниматься изучением анатомии человека, строением девичьего тела, каждый раз уговаривая подругу детства Натаху обнажиться и позировать пред нами на огромной, морской, откуда-то, появившейся каменной глыбе. Такое, знаете ль, в нашем возрасте, общение полов и баловство с девчонками — что по минному полю ходить… Греховным, Господи, наши головы были тогда забиты… сатанинские дела были наши — будто бесы в спину толкали. Ну, а далее просто Шекспировская пьеса… Не помнится уже, за какую коврижку или продававшегося в лавке шоколадного монстра, за какой—такой сосун—леденец… уболтали мы Наташку раздеться совсем… донага. Это сколь же сил, времени и средств понадобилось нам, чтобы добиться онаго желаемого результата… Легче было с монашки на пляже сорвать буркини, а с шахидки — пояс смертницы, чем запудрить мозг нашей предприимчивой однокласснице — принять участие в Минуте её Славы… Не слушать же нам было блеф учителей с улиц — этот «бред сивой кобылы»… когда подросткам советовалось удовлетворять половое влечение — посредством массажа своей шершавой потрескавшейся пятки… Дурость в сочетании с глупостью нашими расейскими… и ничего более. Это, надо же, до чего было додуматься… А уж… многие старшеклассники, наслушавшись их, в кровь ноги до колен расчёсывали, раздирали их до того, что приходилось в срочном порядке карету «Скорой» вызывать. Так… вот, сидя на траве с задушевным своим другом Сашкой Ивановым, мы, аки греческие Амуры, позабыв об уроках и родительских угрозах, глотали обильную слюну… и не могли налюбоваться молодым телом ирреальной Психеи — в лице Наташки-пензячки. А ведь сначала отказывалась та хитреца… Всё требовала… показать ей в том пример, и изначально, обнажиться нам первыми. Ага! Как же! Щас!… —Для того мы тебя, лапочка, с уроков анатомии умыкнули, чтоб на твоих условиях озорничать!—говорил Наташке Санёк. И чего дурёха всё держалась за трусы, будто они были защитой швейцарского банка. Мало, видите ль, ей шоколадки с лизунцом было… Вот она, женская корысть, Наталье уже тогда большего хотелось: и денег, и славы, и золотую рыбку сглотнуть, а потом отрыгивать всю жизнь — желаниями. Мечты, прямо, таки… катарской принцессы… Не вышло… И вспомнится же… Как сняла поясок молодка, как распахнула та свой халатик… Аки увидел я наливные её грудки, да с коричневатыми сосками, по всему вероятию — второго размера, таки познал я, братцы, что такое настоящий мандраж и инфаркт миокарда!... Казалось бы, вот оно и — Счастье!… Но то было лишь одно из пёрышек Жар—птицы! Мы смаковали, что аж… скулы сводило. Что на том камне Наташка вытворяла, фантазировала, как выкобеливалась, мы не совсем понимали, но впечатление она на нас производила неизгладимое, достопамятное… Ага… Точно. Помню… А как первый раз, помнится, озарились её щёчки, сыпью мурашек покрылось… так манящее девичье тело. Но это только сначала… А затем, с каждым новым показом позы: балерины, лотоса, Камасутры, уже, не по летам, нагловатой становилась цаца… что тем гусиным пупырышкам и места на её теле не находилось. Такой, скажи, романтичной, впоследствии, стала, однажды заявив нам, что чувствует себя степной нимфой, которую таки соблазняет подработка натурщицей в свободное от учёбы время. И это — в четвёртом то классе… начальной школы — российской глубинки, глуши нашей — саратовской. Хотя, чему было удивляться: не мы первые, не мы последние, ибо оные забавы добрых молодцев уходят своими корнями — в Древность… в Античность. От хорошей жизни бесстыжими не становятся… А у школьницы, какой—никакой, а доход от нас был… Долго же мы тех медведок считали, пересчитывали, получая от тётки Дуси рупь мелочью… И всё — на подружку, всё на Наташку! Да от радости… мы с дружком то творили… но с соблюдением всех правил приличия и безопасности. Бывало, так наскачешься подле девичьего стана, что после тех романтических встреч, где зажигала наша подруженька, беспробудно проваливаешься в бездну в своём логове, забывая дорисовать и фигуру на потолке… Исследуя линии и изгибы, возвышенности и впадины девственного тела, свои ощущения мы переносили на бумагу, но в большинстве случаев, получались какие-то содомические иллюстрации, дополняющие текст к учебнику анатомии; те наброски являлись красочным к нему приложением и пользовались огромным успехом у наших одноклассников, а особенно, у любопытных одноклассниц. Мы то ладно — собаки… видя бесплатные наши репетиции, и те завывали на волчьей волне, а хромавший пенсионер Назар, при виде девичьей наготы, просто из трусов выпрыгивал… и от возбуждения скакал по двору с такой прытью на одной ноге, совершенно забывая о своих костылях. Не приходится и удивляться… Выходит, что мы тогда бросили вызов всему социалистическому, за железным занавесом, обществу, где, как впоследствии, оказалось — секса не было совсем… а демонстрация девичьей наготы была очень опасной для нас затеей. В связи с обоюдным согласованием, нам запрещалось смотреть ниже ватерлинии, условно проходившей на уровне пуповины, завязанной у Натальи повитухами. Но как не нарушить запрет, как не бросить взгляд ниже… —О, Силы Небес!... Предоставил бы мне Всевышний час сей билет, да обратно — в молодость… с нынешним то умом и опытом! Ей-ей… Почку бы отдал! Уж... я бы развернулся, я бы — оторвался, и совершал бы те глупости гораздо умнее, красивее и интереснее. Но у Бога свои заботы… а мы настолько мелки, что наши интересы Его совершенно не волнуют. Не останови тогда наши шаловливые игры грозная мать Натахи… Прасковья, нянчиться бы нам с Саньком, вместо службы и дальнейшей учёбы — с дитятком. И однажды… Когда из-за угла вылетела мать её… с помутневшими бельмами шизанутой мадам Клинтон, да с палкой, так схожей с оглоблей от зимних саней, желающей изгнать бесов из чад Божьих, я таки, взлетел вверх; я совершил такой подскок с Натахи, что успел в воздухе и одеться… и зашнуровать обувку. Слава те... Господи, что Мать—природа наградила нас ногами трусливых зайцев! Быть бы беде… Ведь матушка, воочию, и со всей ясностью, увидела прискорбный факт наших занятий, повергших её в шок: и помятая юбка, и белые чулки с детскими трусами, ветошью болтались там же — на ветке. Быть бы мне битому, и непременно, кастрированному блудливому коту, если бы запах нафталина, резко ударивший в мою носопырку, не опередил летевшую со скоростью света, тётку Праскуту. Санька же спасло от оглобли то, что тот имел унаследованный от пращуров дар Божий — смотреть даже затылком вперёд… Тогда-то мы не могли понять, как Господь допустил такой презлющей мамке, вообще, явиться на Свет. Ведь поубивала бы нас, мальцов безусых… или быть бы нам евнухами в гареме какого-нибудь Сильвио Берлускони, страдающих от бессилия при виде обнажённого женского тела. —Упаси Господи, шалуна Твоего!... Что было бы тогда с нами… представить то страшно. Да, мы бы существовали в качестве человекообразных, жалких существ: с руками, ногами, ушами, глазами… но без срама! А каков был смысл дальнейшего бытия… Это… как импотенту иметь пять жён. А рядом с нами веселились бы настоящие мужики — с исправными яйцами! —Не приведи Боже!... Всё бы ничего, но, и вправду, спужался я тогда, что и говорить перестал, а лишь распевал, аки базарная баба, торгующая семечками… уже в десяти километрах от места куража, куда от страха занесла нас нелёгкая. Помнится, с широкой оглаской назревал тогда крупнокалиберный скандал… а потому пришлось ползти тогда нам с Саньком домой к родичам Натахи на «конфиденциальный разговор»… чтоб простили и не передавали нашим предкам — о совсем уже недетских шалостях подростков. В общем, оказались мы с дружком меж двух огней: или дома прибьют… или здесь убьют. Как заслышал я слова батюшки Наташки: «Что!… Так, вашу мать!… Крепко взрослые уже стали?.. Ну-ко, Бесово отродье, быстренько, исповедуйтесь-ка!»… У меня и челюсть отвалилась… Тогда-то, у нас с Саньком и создалось полное впечатление бедолаг, угодивших в исполинский барабан для измельчения щебня — грохот речи батьки Наташки стоял такой, что аж.. зубы наши, аки клапана «Запорожца», клацали. А откуда же, спросите, у меня на головке такая ноне плешь… Да от тех, самых — детских переживаний, от тех чувств-с… Как завидел я огонь возмездия в очах родичей подруги, да всё ту же оглоблю в руках матушки—хозяйки, так и ткнулся своим нюхальником в плечо Сашки, а затем… и ноздрёй к его ноздре припал — и давай рыдать так, как рыдал бы носорог на плече обезьянки… промочив всю одёжку друга… насквозь, вплоть — до исподнего. Сработало… Душа родичей нашей артистки дрогнула... жалость, наконец, к нам проснулась. В конце концов, мы заверили строгих «судей», что будем следить, как за собой… так и за их дочей… не приближаясь, однако, к ней — за версту. Только довели они до нас тогда доходчиво, что без их ведома не имела права бессовестная дочь распоряжаться своим телом. Прощены были… и забыли мы с Сашкой на долгие годы дорогу к дому Наташки, как и она к нам — на репетиции «Минуты уездной Славы»… Таковы были последствия нашего излишнего детского влечения… И лишь тогда мы с дружком стали на всё смотреть под иным ракурсом… вновь почувствовав радостное биение жизни. P. S.S. И последнее… Хотя оное, по идее, должно быть первым. Ведь ушёл ещё один мой товарищ в Мир Иной; покинул меня и друг детства — Сашка. Который раз задаюсь всё вопросом: «Почему мы подвержены такому тяжкому заболеванию, как Рак — просто господствующему у нас, в стране? Почему, из-за него, нам приходится терять своих родных и близких?»... Потому-то Монархов наших и тянет в Субтропики, где карцинома не так развивается, как у нас, в Заволжье, да и стрессовые нагрузки совсем не те... А какой у них может быть стресс, коль взялись друг перед другом менять жён на гимнасток и фигуристок; то-то... и оно, что в Думе кресел для этих барышень уже не хватает. Ведь Правители наши круглый год крымуют, а на их барских, холёных «вывесках» только и видим: сексуальность в момент оргазма; только и слышим ежечасно, как они радеют за обнищавший в стране люд, коему только снятся те далёкие от них: Крым, Рим, да Сочи. А хрен ли тем особям не курортничать… там тепло, там море, там бабы!… Бывал я там… плавал. Пока с номера отеля до моря дойдёшь, только и обращаешь внимание на пожирающие тебя взгляды молодок; только и видишь рядом ненасытные женские тела, да лица с глазами касаток и очаровательной улыбкой — Моники Левински, встречающие тебя с невероятным количеством белоснежных зубов — всюду... повсюду. Прекрасная агония… Фейерверк впечатлений… Жизнь проходит… но какое-то, необъяснимое чувство вины не покидает меня — ведь друга нет со мною рядом, а я остаюсь на Земле, продолжая другим надоедать… а сам умудряюсь ещё — и радоваться жизни. Очень тяжело всё это объяснять, но остаётся только пробовать смириться с тем, что мы уже не так молоды, как раньше, вспоминая многое из нашего далёкого детства. И кто-то должен покидать нас первым, но мы то помним, любим и скорбим о родных наших и близких, пока сами живы. Так уж… устроена наша жизнь, и мы не в силах изменить сам ход её, как бы того не хотели. На всё, выходит, воля Божья!… Ну, таки… прощаться пора, а то сентиментален стал я ноне, ещё и слезу пущу. Ага… уже — упустил. |
|
|
| Всего комментариев: 2 | |||||||
| |||||||
